Королевский фаворит
Шрифт:
Когда Васконселлос оставил отель, голова его горела, он бежал как сумасшедший, не выбирая направления. Бессвязные слова срывались с его губ: то угрозы, то жалобы на судьбу Инессы. Город был пуст и спокоен, было около часа ночи.
Симон продолжал двигаться вперед, не замечая, куда идет. Таким образом он дошел до начала предместья Алькаптары. Когда он проходил мимо таверны Мигуэля Озорио, ее дверь вдруг отворилась и большая толпа высыпала на улицу.
Симон остановился и провел рукой по лбу, стараясь собраться с мыслями.
— Дети, —
— Да, да, — раздались в темноте многочисленные голоса.
— Фи! — возражали другие, более смелые и более молодые, — неужели вам не стыдно, Гаспар Орта-Ваз! Вы предлагаете отступить, когда мы уже прошли половину пути!
Симон жадно слушал, взгляд его мало-помалу прояснялся, он начал припоминать.
Он вспомнил, что утром дал Балтазару записки для передачи начальникам кварталов, чтобы они созвали недовольных, с оружием в руках, в таверну Алькантары. Мщение было под рукой, оно казалось ему быстрым, верным и ужасным.
— Дети мои, — заговорил Орта-Ваз, — когда требуется, я так же храбр, как и вы, но к чему идти разбивать себе головы о стены дворца Алькантары? Кто будет руководить нами? Где наш начальник?
— Он здесь! — вскричал Симон, решительно бросаясь в середину толпы.
Мы можем положительно сказать, что это появление предводителя, которого уже перестали ожидать и присутствие которого было сигналом к битве, оказало на большую часть заговорщиков крайне неприятное впечатление; но простые рабочие и ученики, молодые и горячие, испустили восторженный крик. Толчок был дан. Богатые купцы, старшины цехов должны были следовать за общим движением. Сам старый Гаспар Орта-Ваз выпрямился во весь свой маленький рост и положил на плечо ржавую алебарду с довольно воинственным видом.
— По милости Божьей, — прошептал он, — самое меньшее, что мы можем получить в этом деле, это насморк.
— Вперед! — скомандовал Симон.
Толпа двинулась в путь.
— Помнишь ли ты, Диего, — говорил один подмастерье другому, — этого высокого мясника, который прошлый раз в таверне предлагал убить короля?
— Да помню, Мартин, — отвечал Диего.
— Эта мысль была недурна.
— Я нахожу ее очень даже хорошей.
— Разве не слышали мы сегодня вечером шум этой дьявольской охоты?
— И крики жертв…
— И оскорбления палачей!.. Король безумен, Диего.
— Безумен и злобен, Мартин.
— Я того мнения, что надо убить короля.
— Я тоже.
« Я тоже «, — повторил каждый из соседей, слышавших разговор двух подмастерьев.
Этот призыв пронесся по толпе с быстротой молнии.
Симон не пропустил ни одного восклицания, его сердце трепетало дикой радостью, он не заставлял молчать тех, кто произносил эти ужасные слова.
Между тем толпа достигла дворца Алькантары. У дверей не было часовых, а внутри слышались веселые крики. Во дворце шел пир горой, как всегда бывало после королевской охоты.
Лиссабонцы без шума вошли во дворец.
— Где спальня короля? — шепотом спросил Симон.
Придворный обойщик, также бывший между заговорщиками, вышел вперед и предложил быть проводником. Дойдя до двери в спальню, Симон обернулся и сказал:
— Вам — фаворит и его патруль, друзья мои, мне — король!
— Господин Симон, — решительно сказал один подмастерье, — не надейтесь спасти короля.
— Спасти его!.. Мне! — вскричал Симон, глаза которого сверкали лихорадочным блеском.
— Его голову или твою! — хором раздалось в толпе.
Васконселлос исчез, и дверь затворилась за ним. Он прошел пустую оружейную залу и такую же пустую переднюю; солдаты и придворные все ужинали. Симон вынул шпагу из ножен и вошел в королевскую спальню.
Альфонс, которого, как мы видели, неожиданно одолела скука, оставил праздник и спал. Около него горела лампа. Васконселлос сразу бросился к нему со шпагой в руке. Альфонс проснулся.
— Это ты, граф? — спросил он, обманутый сходством братьев. — Мне снилось, что я добрый король… Мне хотелось бы быть добрым королем.
Гнев Васконселлоса исчез как по волшебству, при виде этого несчастного ребенка, не имевшего ни силы, ни ума мужчины, ребенка, который был его королем. Он почувствовал в одно и то же время жалость и благоговенье.
— Шпага! — прошептал испуганный Альфонс. — Зачем у вас эта шпага, граф?
— Я не Кастельмелор, — медленно произнес Васконселлос.
— Король! Голову короля! — кричала между тем толпа у дверей.
Быстрее мысли Васконселлос бросился к двери и запер ее.
— Что они говорят?! — с ужасом вскричал Альфонс. — Что это за голоса?.. И ты — не Кастельмелор?
— Я Симон Васконселлос, ваше величество, которого вы изгнали без всякого повода, мать которого вы оскорбили, у которого вы похитили, и, может быть, обесчестили невесту.
— Боже мой! Боже мой! — прошептал бедный ребенок. — Неужели я все это сделал?.. Но значит ты меня убьешь, Васконселлос!
— Голову короля! Голову короля! Кричала с остервенением толпа, наполнившая дворец и начинавшая стучаться в двери спальни.
— Сжальтесь! О! Сжальтесь! — прошептал Альфонс, прячась под одеяло.
Васконселлос поднял глаза к небу и прошептал имя своего отца.
— Встаньте, ваше величество, — сказал он, — я умру за вас.
Альфонс повиновался и, дрожа, поднялся с постели. Васконселлос подвел его к двери и стал впереди его со шпагой в руке, готовясь выдержать натиск нападающих.
Между тем дверь уже начала поддаваться. Толпа кричала от гнева и нетерпения, шум увеличивался с каждой минутой. Вдруг раздался всеобщий крик.
— Вот он! — кричала толпа. — Вот наш Самсон! Он сломает дверь и убьет короля.