Королевский фаворит
Шрифт:
Только один падуанец прикинулся убитым, чтобы подглядеть, с кем он имел дело, но великан сделал вид, что хочет смять его копытами своей лошади, тогда наш бедный друг, рискуя заставить затрястись в гробах своих знаменитых предков, бросился бежать со всех ног. Итак, незнакомцы остались победителями. Лакей стоял в отдалении, тогда как господин подъехал к карете.
— Государыня, — сказал он, — вы не можете возвратиться во дворец короля. Может быть, вы также не доверяете незнакомому человеку…
— Я вас знаю, сеньор, — перебила королева, голос которой дрожал от волнения.
Потом она прибавила едва слышным голосом:
— Я доверяю вам более, чем кому бы то ни было на свете, дон Симон Васконселлос.
Всадник поклонился в знак благодарности.
— В таком случае, — сказал он, — я попрошу, ваше величество, следовать за мной. Я предложу вам на эту ночь убежище, какое может предложить дворянин, завтра же у вас будет другое, более безопасное.
Карета покатилась в сопровождении Васконселлоса и Балтазара.
Глава XXV. ОТЕЛЬ СУЗА
Через некоторое время королева выходила из экипажа перед отелем Суза.
— Уже давно, — печально сказал Васконселлос, — этот дом, носящий имя моих предков, стоит необитаем. Мой брат живет во дворце, я сам скрываюсь в скромном жилище. Войдите, государыня, я могу сказать, что это благородное жилище, потому что оно видело пятнадцать поколений Суза, а Кастельмелор не был в нем с тех пор, как опозорил себя званием фаворита.
Изабелла вышла из кареты и пошла через двор, поросший травой, опираясь на руку Васконселлоса. Она дрожала, дыхание ее было тяжело и прерывисто. Васконселлос шел твердым шагом. Поднявшись на верхнюю ступень крыльца, он остановился.
— Ваше величество, — сказал он, — если вы позволите, то я войду вместе с вами, если же нет, то буду снаружи караулить вас.
— Пойдемте, — прошептала королева.
Они переступили порог и прошли длинную анфиладу комнат, прежде чем дойти до той залы, в которой мы прежде видели собравшимся все семейство Сузы. Ничто не изменилось, все было по-прежнему: старинные портреты, кресло с гербом, которое всегда занимала донна Химена, и стул с высокой спинкой черного дерева, на котором когда-то сидела Инесса Кадаваль.
Васконселлос провел рукой по лбу, как бы желая изгнать тяжелые воспоминания.
Он отворил одну дверь и указал на комнату со старинной мебелью, очень роскошною, в которой стояла большая кровать с балдахином, на красных бархатных подушках которой был вышит золотом Браганский крест.
— В то время, когда имя Сузы было еще не запятнано, — сказал он, — короли ночевали в этой комнате. Это будет ваша комната на сегодняшнюю ночь… Спите спокойно, я буду стеречь ваш сон.
Он поклонился и сделал шаг к дверям.
— Останьтесь, — сказала королева.
Васконселлос побледнел, но сейчас же остановился.
— Сеньоры, — продолжала королева, обращаясь к своим спутницам, — оставьте нас.
Две дамы удалились. Королева и Васконселлос остались одни.
В зале горела только одна лампа. Ее слабый свет едва рассеивал мрак и оставлял совершенно неосвещенными углы комнаты. Только там и сям блестела позолота.
Королева стояла у дверей спальни, Васконселлос, опустив глаза, стоял посреди залы.
Одно мгновение королева простояла в нерешимости, грудь ее неровно поднималась, щеки то бледнели, то краснели. Но она вдруг оправилась и, выпрямившись, взглянула прямо в лицо Васконселлосу.
— Сеньор, — сказал она, — придвиньте мне кресло. Подойдите и выслушайте меня. Помните ли вы о вашем пребывании при французском дворе?
— Да, помню, — отвечал Васконселлос.
— Вы были несчастливы, сеньор. Я… О! Я тогда была очень счастлива!.. Я вас увидела, мои первые страдания начались от вас, потому что я вас полюбила. Не перебивайте меня, сеньор. Для вас я приехала в Португалию. Какое мне было дело до трона? Я думала… Я была безумна! Мне показалось, что я заметила любовь в одном из ваших взглядов. Я надеялась… Сеньор, я сама разбила мою жизнь, но сделала это ради вас.
Васконселлос опустился на колени, закрыв лицо дрожащими руками.
Королева говорила твердым, но тихим, как бы задыхающимся голосом; лицо ее выражало спокойствие отчаяния.
— Я приехала сюда, — продолжала она, — но вместо обещанных почестей, я встретила оскорбления и унижения; моя прежняя жизнь была одним бесконечным праздником, теперь же я привыкла к слезам; я желала уединения, чтобы молиться Богу, но меня, женщину и королеву, втолкнули в грязные, отвратительные оргии, которые сумасшедший устраивает со своими лакеями, и у меня нет никого, кто бы утешил меня! Никого, кто бы защитил меня!
— Государыня! — воскликнул Васконселлос. — Сжальтесь надо мной.
— Сжалиться над вами, сеньор? — повторила королева. — Иногда, действительно, мне было жаль вас, потому что вы меня любите; я уже давно знаю это.
— Государыня… — начал было Васконселлос.
— О! Я могу говорить с вами таким образом, — сказала Изабелла с печальной улыбкой. — Вы любите меня, я это знаю, но я знаю также, что между нами есть непреодолимое препятствие, непонятное для меня, но вместе с тем непобедимое; которого вы не хотите или, может быть, не можете переступить… Васконселлос, вы считали себя хорошо замаскированным, когда издали заботились обо мне, и для исполнения долга принимали такие предосторожности, как будто совершали преступление! Но я вас видела, я угадывала вас, и если я до сих пор еще не умерла среди этого постыдного двора, то только потому, что чувствовала вас около себя и хотела жить для того, чтобы со временем отблагодарить вас и сказать вам, прежде чем покинуть этот свет: я вас любила, дон Симон, я вас люблю теперь и кроме вас буду любить одного Бога.
Васконселлос приложил руку к сердцу и глухо застонал.
Изабелла не ошиблась, он любил ее всею силой постоянно подавляемой страсти; это была любовь без признаний, обожание без надежды, преклонение.
В эту минуту он готов был тысячу раз пожертвовать жизнью, только чтобы сделать ее счастливой, и ее слова жгли его.
— Благодарю, — прошептал он, складывая руки, — благодарю!.. Но сжальтесь! Вы не знаете связывающих меня цепей. Я душой и телом принадлежу королю… А вы — королева!
Изабелла встала.