Королевский фаворит
Шрифт:
Несмотря на это, в поведении Васконселлоса ничто не выдавало этой ревности. В течение целого года, который Изабелла прожила в Хабрегасе, Васконселлос виделся с нею всего два раза, да и то только при особенно важных обстоятельствах: первый раз он передал ей, что один негодяй из ее слуг предлагал Кастельмелору отравить ее, отчего, однако, фаворит отказался; второй раз он принес ей известие из Рима относительно ее развода. Вообще казалось, что он имел средство знать прежде всех все, что касалось королевы. Несмотря на это, он не жил в Лиссабоне, по крайней мере, никто никогда не видел его там, и его лакей, Балтазар, поступил на службу, к лорду Ричарду Фэнсгоу.
Инфант досадовал на эту осведомленность Васконселлоса обо всем, что касалось королевы; в особенности его приводило в отчаяние то впечатление, которое производили на королеву эти посещения. Она постоянно говорила о Васконселлосе: то со странной сдержанностью и каким-то таинственным страхом, то с неблагоразумным энтузиазмом, то с меланхолической нежностью.
Поэтому дон Педро угадывал в нем соперника, и если скрывал свою ненависть, то лишь потому, что боялся оскорбить Изабеллу.
Бросив взгляд на предшествующие события, мы станем продолжать наш рассказ с той минуты, как монах вышел из дворца Кастельмелора.
Было около семи часов вечера. Королева полулежала на кушетке, около нее сидели Мария и Габриель де Соль, вышивая. Инфант дон Педро сидел на табурете и, аккомпанируя на португальской гитаре, пел французскую песню, которую выучил, вероятно, для того, чтобы понравиться Изабелле. Слушая его, она облокотилась на руку головой и мечтала.
— Не знакома ли тебе эта песня? — спросила шепотом Габриель свою сестру Марию.
У Марии были слезы на глазах.
— Что такое? — спросила королева.
— Это воспоминание, ваше величество, — сказала весело Габриель. — Песня, которую так хорошо поет его высочество принц инфант, очень хорошо знакома Марии.
— Вот как! — сказала, улыбаясь королева. — А откуда она знает эту песню?
— Наш кузен, Рожер де Люс, очень часто пел ее.
— Не плачь Мария, — сказала, вздыхая, королева, — когда-нибудь мы возвратим тебе Францию и твоего кузена… Не все могут льстить себя сладкою надеждою снова увидать тех, кого любят. Перестаньте петь, прошу вас, брат.
Королева называла таким образом инфанта. Он сейчас же положил гитару и подошел к королеве.
— Не получили ли вы неприятных известий из Рима? — спросил он. — Вы кажетесь сегодня печальнее обыкновенного.
Изабелла не отвечала.
«Она мечтает о нем, — догадался принц, — всегда, всегда о нем!»
— Что же вы ничего не говорите, брат! — вскричала вдруг королева с принужденной веселостью. — Неужели вы не знаете какой-нибудь веселой истории, которая могла бы развлечь бедных затворниц.
Девицы де Соль придвинулись ближе, чтобы лучше слышать. Принц, со своей стороны, делал отчаянные усилия найти что-нибудь в своей памяти, но не нашел ничего, как это всегда бывает с застенчивыми людьми.
— Будьте внимательны, мои милые, — говорила между тем Изабелла, — его высочество расскажет нам историю.
Но этот совет был совершенно излишним; сестры и без того уже глядели на инфанта с нетерпением и любопытством.
— Увы! — сказал инфант, лицо которого выражало полнейшее отчаяние. — Я ничего не знаю и не умею сочинять рассказов.
Сказав это, он опустил глаза и принялся вертеть в руках шляпу, точно какой-нибудь деревенский щеголь, истощивший все свое красноречие. Взглянув на него, кроткая Мария невольно почувствовала сострадание, но Габриель не могла удержаться от улыбки. Между тем королева снова погрузилась в задумчивость.
— Тем не менее, — продолжал инфант, на которого улыбка Габриель произвела то же действие, что и удар шпор на чистокровную лошадь, — близ нас происходят такие вещи, которые похожи на сказку… Слышали ли вы когда-нибудь о неком монахе?
— Монахе? — рассеяно повторила Изабелла.
— Монах? — повторили сестры, вздрогнув.
— О монахе, — продолжал инфант, — о человеке, известном под одним именем: «монах», в городе, в котором пятьдесят монастырей; о человеке, лица которого никто не видел; о человеке, вид которого останавливает безумного моего брата; голос которого заставляет дрожать изменника Кастельмелора; и рука которого расточает так много благодеяний, что они смягчают гнев Божий, висящий над Португалией.
— Вы в первый раз говорите нам об этом человеке, брат, — заметила королева.
— Да, действительно в первый раз… Почему? Я и сам не знаю, ведь он имеет право на мою привязанность и уважение.
— Как? — неосторожно вскричала Габриель де Соль. — Вы знакомы с ним?
— Почему вы об этом спрашиваете, дитя мое? — с удивлением сказала королева.
— Потому, что монах такой таинственный и опасный человек! Я слышала, как офицеры вашего величества говорили о нем. Они дрожали, произнося его имя.
Все замолчали. Инфант, казалось, задумался, в свою очередь.
— Однажды… — продолжала молодая девушка. — Но я не знаю, должна ли я говорить это вашему величеству?
— Говорите, моя милая, я женщина и любопытна.
— Однажды… Это было в монастыре Эсперанс, куда ваше величество, будучи сами больны, послали меня к обедне, тогда как сестра осталась с вами. Среди обедни я почувствовала, что кто-то взял меня за руку, и я чуть не умерла от страха, увидя около себя монаха, лицо которого было скрыто громадным капюшоном. Я вспомнила разговор офицеров и узнала монаха.
— Он дотронулся до твоей руки нечаянно?
— Он дотронулся до моей руки для того, чтобы привлечь мое внимание. «Дитя, — сказал он мне, — небо дало тебе благородную задачу заботиться о ней, утешать и любить ее!.. Ты будешь награждена как здесь, так: и там, если свято исполнишь свою обязанность».