Королевский гамбит
Шрифт:
Ночью Луценко, Рыбаков, Семухин и Нишкомаев переплыли Днепр, пробрались через передний край и с невероятной дерзостью провели разведку. Они взяли на учет важнейшие огневые точки, опорные пункты и резервы противника. Бесшабашная храбрость разведчиков погубила и Герта Брайера. Он не предполагал, что четыре человека рискнут напасть на штаб батальона, куда он в это время прибыл на очередную встречу со связным из абвера.
Рыбаков и Нишкомаев с гранатами в руках ворвались в блиндаж. Виктор хотел было выкрикнуть обычное “хенде хох!”, но, увидев его — Брайера, — широко открытым ртом судорожно глотнул воздух:
— Товарищ капитан!?
Брайер вскинул пистолет. Нишкомаев, спасая растерявшегося от изумления Рыбакова, сильным ударом в грудь вытолкнул его из блиндажа в траншею и, швырнув под ноги Брайеру гранату, сам отскочил к двери. Брайер не испугался “лимонки”, волчком вертевшейся у его ног. Он хладнокровно выстрелил в спину разведчика, уже переступившего порог, и только после этого поспешно схватил гранату и выбросил ее за бруствер. Встряхнув за шиворот обомлевшего абверовца, Брайер почти вынес его из блиндажа, требуя немедленно отсечь разведчиков от реки.
Десятки ракет осветили Днепр. Гулко затараторили пулеметы, веерами рассеивая трассирующие пули. Неподалеку от блиндажа, где неистовствовал Брайер, выплеснул сноп огня батальонный миномет и мина, шепелявя, ушла в темное небо. В траншеях, что змеились по самой кромке берегового обрыва, застрекотали автоматы.
Но было поздно. Понтон разведчиков на глазах взбешенного Брайера уже причалил к левому берегу. В бинокль Брайер видел, как, взвалив на плечи завернутого в плащ-палатку “языка”, Луценко вскарабкался по песчаному откосу, прополз кустарник и спрыгнул в траншею. За ним двое осторожно пронесли Нишкомаева.
В тот же день дивизия Бурова захватила плацдарм и после короткого яростного боя глубоко вклинилась в оборону гитлеровцев.
Случай помог Брайеру вовремя улизнуть. Силин уже нащупал его, Кабана. А ведь было так, что, скрываясь под личиной Мигунова, Герт Брайер не раз в душе посмеивался над русскими, не раз пускал их по ложному пути, подсовывая “языков”, подготовленных оберстом фон Штаубергом. Лейтенант Киреев! Его погубила самонадеянность. Если бы, заподозрив неладное, он сразу же поставил в известность командование, Брайер вынужден был бы еще тогда бежать. А Полянский, Федотов! Думал ли Брайер, что в Риге доведется встретиться с ними, тем более с Федотовым.
— Ну, Брайер—Мигунов—Кабан, — проговорил Силин. — Ловко путали вы следы, бросая грязь и тень па честных людей. Это я говорю вместо приветствия. А что и как, когда и почему — будете рассказывать вы.
— Я могу вам и сейчас сказать, — Брайер вскинул голову, — что майор Соколов, известный абверу под фамилией Сарычев, не вернется из Риги.
— Неужели? — с иронией спросил Силин, принимая это заявление за обычную уловку провалившегося шпиона. — Каждому факту нужны доказательства.
— Вы их получите, — невозмутимо и нагло проговорил Брайер. — Есть один, на мой взгляд, хороший выход. Я свяжусь со своим шефом. Свяжусь так, чтобы вы при этом не присутствовали… Давайте рацию и наблюдайте за мной издали. Я не собираюсь открывать вам, полковник, ни позывных, ни волны, на которой держу связь. Надеюсь, согласитесь обменять меня без допроса на Соколова, которого тоже не будут допрашивать. Детали изложу после разговора с шефом.
Силин отозвал в сторонку Николая и попросил Вкратце рассказать историю захвата Мигунова—Брайера. Выслушав подробности, задумался:
“Может быть, он и не лжет на этот раз…”
— Так вы, Брайер, предлагаете обмен, чтобы уйти от допроса и наказания, — возобновил он разговор. — Но прежде чем пойти на это, мы надеемся все-таки получить от вас ответы на кое-какие вопросы…
— Боюсь, дорогой полковник, что вы заблуждаетесь в предположениях, — возразил Брайер. — Одно из непременных качеств настоящего разведчика- молчание. Молчать, молчать даже тогда, когда хочется заорать во всю глотку…
— Молчать? Да, я согласен. — Силин двинулся к машине. Рядом с ним шел Мигунов—Брайер, чуть позади — Николай и работники смерша. — Но вы, Брайер, не из молчаливых. Вы любите поговорить… — Силин открыл дверцу автомобиля. — Садитесь!
Почти в это же самое время адъютант оберста фон Штауберга, как-то странно посмотрев на подчеркнуто-спокойное лицо Соколова, предупредительно распахнул перед ним дверь кабинета и проговорил:
— Прошу вас! Оберст фон Штауберг ждет, — майор прошел в кабинет.
Штауберг был не один. У стола сидели офицеры, на стульях, расставленных вдоль стен, тоже. Всего в кабинете было человек десять. “Ого, — подумал Соколов, — знатные проводы готовит мне Штауберг. Сколько собралось авторитетных консультантов”.
— Садитесь, господин Сарычев, — пригласил оберст. — Перед большой дорогой это полагается. У вас, русских, даже, говорят, примета такая есть, — голос его был непринужденно-веселым.
Фон Штауберг шутил, а офицеры сидели, словно каменные, храня молчание. Соколов почувствовал, что за наигранным тоном Штауберга, за ледяным молчанием офицеров кроется опасность. Он быстро сопоставил все сегодняшние встречи. “Почему так облегченно вздохнул адъютант, когда я переступил порог приемной? Почему этой ночью под окнами моей городской квартиры появился постовой? Почему оберст не сводит глаз с моих рук? Неужели Мигунов успел сообщить о встрече?..”
— Вчерашнее повторять мы не будем, — продолжал Штауберг. — Необходимо обговорить последние детали, предусмотреть все мелочи… Да, кстати, какой марки у вас оружие, Сарычев?
— Пистолет “вальтер”.
— Заменить на более надежный! Ну, скажем, на “парабеллум”.
Соколов уловил некоторую тревогу в глазах присутствующих, когда потянулся за оружием и подал пистолет оберсту.
— Благодарю вас, господин… Со-ко-лов, — проговорил резко и зло Штауберг. Теперь взгляд его так и буравил разведчика. Очевидно, на лице майора что-то отразилось, что-то промелькнуло, вопреки его воле. По жестоко напряженной физиономии оберста скользнула торжествующая усмешка. — Я говорю: господин Соколов. Это верно?
Штауберг знал, что у сидящего перед ним теперь нет оружия. В голосе оберста, заглушая иронию, пробивалась ярость, которая в скором времени должна была обрушиться на Соколова. А тот, сознавая это, спокойно смотрел в налившиеся животной злобой глаза “шефа”.
— Господин оберст, есть вещи, о которых надо говорить с глазу на глаз.
— Пожалуй, так! — Штауберг жестом приказал офицерам покинуть кабинет. Лишь у стола, как раз по обе стороны Соколова, остались двое абверовцев.
— В каждом важном деле должны быть объективные свидетели, господин Соколов, — оберст толкнул по стеклу ящичек с сигарами. — Курите. Гавана! У вас в России таких нет.