Королевский крест
Шрифт:
Жан-Жак понял мысль барона. Красные Шапки не входили в число самых умных семей Тайного Города. Ну, оказались три урода не в том месте не в то время, вряд ли они поняли, что столкнулись с масаном из Саббат, а посему логичнее всего не обращать на них внимания. Боевое столкновение вещь непредсказуемая, у дикарей могла оказаться с собой «дверь» [12] — удерут, сообщат. Жан-Жак с сожалением вздохнул и усилием воли вернул иглы в спокойное состояние.
12
«Дверь» —
«А как бы повели себя в данной ситуации масаны из Тайного Города? Не заметить дикарей невозможно, значит, надо как-то реагировать…»
Еще пара шагов, «Мазератти» остался позади.
— Эй, придурки!
— Мы будем защищаться!
— Здесь вам делать нечего. Ясно?
— Ясно.
— Вот и проваливайте!
Масан перекинулся парой фраз с челами-охранниками и покинул гараж по лестнице, находящейся неподалеку от въезда. С Красными Шапками он больше не разговаривал, не проверял, исполняют ли они приказ, даже голову лишний раз не повернул — велел и ушел, не сомневаясь в результате. Впрочем, правильно.
— Сваливать надо, — вздохнул Маркер.
— То-то мне эта тачка сразу не понравилась, — припомнил Отвертка. — Тонирована она как-то неправильно…
— Копыто, сучонок, специально нас подставил, — прорычал Булыжник. — Смерти моей хочет, гнида!
— Ему-то зачем?
— Откуда я знаю? Прижму, гаденыша, сам все расскажет.
— Прижмешь его, как же…
— У Копыто полно приятелей-кровососов, — сообщил Маркер, глубокомысленно изучая извлеченный из носа палец. — Кто-то из них проголодался и попросил Шибзича нас подставить.
— Масаны, когда голодные, — чистые психи, — согласился Булыжник.
— Мы, типа, угоняем тачку, а ейный сторож безнаказанно нас выкуривает.
— Высушивает.
— Неважно. Кровь нашу сосет, падла.
— Тогда почему не высосал? — осведомился Отвертка.
— Маркер, ты — тренер, — похвалил подчиненного уйбуй. — Ты этого мерзавца Копыто на раз-два вычислил. Хвалю!
Маркер зарделся.
— А морду этого масана кто-нибудь запомнил?
Булыжник с отвращением посмотрел на надоедливого бойца.
— Брал бы с Маркера пример, дубина! Он все и так видит, словно ведьма какая-нибудь. А ты, ошибка Спящего, даже физиономию масана не запомнил…
— Сваливать надо! — Маркеру были приятны речи уйбуя, но оставаться в гараже боец опасался.
— Поехали! — Булыжник воинственно опустил ладонь на рукоять ятагана. — Найдем Копыто и отрежем ему…
Глава 7
Неподалеку от Москвы, 1812 год
На мгновение рука замерла над колодой. Всего на мгновение. Не потому, что он сомневался в успехе, — нет. Жест, несущий в себе признак нерешительности, в действительности был вызван совсем иными чувствами: игрок переживал момент торжества. Он не сомневался, что откроет нужную карту, и остановился лишь для того, чтобы сейчас, наедине с самим собой, насладиться триумфом. Пышные церемонии и льстивые речи придворных — потом, он давно привык к сопровождающей победы мишуре, принимал почести с приличествующей важностью, надувался спесью, вел себя холодно и величественно,
«Я поднялся еще выше. Я заставил врагов рыдать, а соратников восхищаться. Я просиживал ночи над картами и планами, я заключал союзы и засылал шпионов, я заслужил уважение талантливых военачальников и любовь простых солдат — и те, и другие готовы умереть за меня. Я работал как каторжный, и я добился поставленной цели. Очередной цели. Это — моя победа. Мой труд. Моя кровь, моя воля, мое упорство и моя вера!»
И даже Судьба, приготовившая для него смешную перспективу мелкой службы в захолустном гарнизоне, отступила перед таким напором.
Наполеон I Бонапарт небрежно перевернул верхнюю карту. Как и следовало ожидать, она была той самой. Нужной. Необходимой. Последней картой красной масти в Колоде Судьбы. Несколько мгновений император с улыбкой смотрел на десятку червей, а затем бросил ее на столик. «Королевский Крест» собран.
«Я победил!»
И почти сразу же из-за двери донеслось покашливание адъютанта:
— Мой император!
— Входите, Огильви.
Бонапарт отошел от столика и с улыбкой посмотрел на вошедшего офицера — молодого, стройного, красивого. Даже в походных условиях Огюст Огильви ухитрялся сохранять парижский блеск, лаская взор повелителя чистотой кожи, ухоженными ногтями и запахом ароматного парфюма. Юноша стал близок недавно, уже во время кампании, и буквально угадывал желания повелителя.
— Мой император, прибыли гонцы от командующего авангардом…
— Что говорят?
— Они умоляют предоставить возможность самим донести до вас…
— Понятно. — Принесенная гонцами весть не стала для Наполеона сюрпризом — он ждал ее. Но следовало продемонстрировать радость. — Пойдемте, Огильви, послушаем.
Сопровождаемый молодым офицером, Бонапарт вышел на крыльцо — гвардейцы у двери дружно взяли на караул — и едва не оглох от радостных воплей:
— Они ушли!
— Русские ушли!
— Русская армия бежала!
— Москва ваша, император!
Уже в самом начале кампании Наполеон понял, почему колдун так опасался вторжения в Россию, почему заставлял готовиться с такой тщательностью, почему потребовал собрать под своими знаменами всех — всех! — кто хотел сражаться.
«Важен каждый лишний солдат! Каждая лишняя сабля! Каждый штык!»
Итальянцы и испанцы, пруссаки и поляки, саксонцы, вестфальцы, португальцы, баварцы, хорваты — не только французы шли убивать русского медведя. Дворяне и простолюдины, вчерашние студенты и детишки мелких лавочников, профессиональные убийцы и грабители, насильники и воры, грязная пена человечества, поднятая революцией и последовавшими войнами. Вербовщики не мучили рекрутов особыми расспросами: готов воевать с русскими? Бери ружье и вперед. Императору нужны солдаты.