Королевский пират
Шрифт:
Паг кивнул:
— У нас мало времени, принц. Скоро я принужден буду покинуть эти края. Согласен ли ты мне довериться?
— Еще бы! — с горячностью воскликнул Николас. — Я готов сделать все, что вы скажете, Паг.
В то же мгновение оба они оказались на пологом выступе скалы, что возвышалась над берегом. Внизу шумели волны, разбиваясь о валуны. У Николаса потемнело в глазах. Ему едва не сделалось дурно.
— Ступай вперед, приказал Паг.
— Но вы ведь меня удержите? Вы не дадите мне упасть? — Голос принца предательски дрожал.
— Сделай шаг вперед, Николас!
Принц повиновался и рухнул вниз. Он издал пронзительный
Навстречу ему неудержимо неслись обломки скал, покрытые морской пеной. Еще мгновение — и он должен был о них разбиться. Смерть простерла к нему свои костлявые руки. Невыносимая боль вдруг сковала его члены. Он лежал на камнях у кромки берега, и волны перекатывались через его распростертое тело.
Задыхаясь и отплевываясь, Николас прошептал:
— Я жив.
Паг стоял рядом и с улыбкой протягивал ему руку.
— Еще бы!
Николас сжал его ладонь, и оба они в то же мгновение снова очутились на выступе скалы.
— Иди вперед! — велел ему Паг.
— Нет! — крикнул Николас и замотал головой. — Неужто я по-вашему лишился рассудка?
— Иди!
Николас зажмурился и шагнул в пустоту. Ветер засвистел у него в ушах, и острые обломки скал снова приняли его в свои объятия. Принц подивился тому, что несмотря на невыносимую боль, он не лишился чувств. Паг склонился над ним и провел ладонью по его лицу.
— Ты готов?
— К чему? — едва внятно прошептал Николас.
— Тебе придется снова пройти через это.
Николас жалобно всхлипнул:
— Но зачем?!
— Чтобы усвоить весьма важный урок.
Пальцы Пага крепко сжали его ладонь, и оба они снова перенеслись на выступ скалы.
— Иди. — Голос Пага звучал теперь по-отечески мягко.
Николас покорно ступил вперед, приготовившись к новому болезненному удару о валуны, но на сей раз его левая нога оказалась зажата в расщелине скалы, и он повис над бездной.
От резкой боли в ступне и лодыжке у него потемнело в глазах. Он беспомощно висел вниз головой, раскинув руки в стороны, и боялся шевельнуться, чтобы не рухнуть вниз.
Паг очутился рядом с ним. Он стоял в воздухе, ни на что не опираясь и ни за что не держась, и с сочувственным любопытством заглядывал ему в лицо.
— Что ты сейчас чувствуешь?
— Я этого не выдержу! — почти не разжимая губ, прошептал Николас.
— Знай же, что это и есть твоя боль, принц. — Паг указал на его лодыжку, зажатую в трещине скалы. — Это твоя мать и твоя возлюбленная. Твое оправдание. Из-за этого ты не можешь потерпеть неудачу, пережить поражение.
— Вся моя жизнь — это цепь неудач и поражений! — с горечью возразил Николас.
Паг насмешливо улыбнулся.
— Но зато тебе всегда есть чему их приписать, не так ли?
Николас с трудом сдерживал рыдания:
— Что вы хотите этим сказать?
— Ведь любую неудачу так легко отнести на счет своего увечья, прикрывая им робость, малоумие и нерадение. — Паг переместился в воздухе и завис теперь на некотором расстоянии от Николаса. — У тебя есть выбор, принц Королевства. Ты можешь провисеть здесь до старости, убеждая себя, что одно лишь увечье препятствует тебе спасти обреченных, отыскать и покорить женщину своей мечты, защитить своих подданных от врагов. А можешь отринуть это оправдание, безжалостно его отсечь и остаться один на один с жизнью, такой, как она есть, без всяких прикрас. И с теми задачами, что под силу решить только тебе одному.
Николас
Паг погрозил ему пальцем:
— Ведь ты уже дважды падал и остался в живых!
— Но это так больно! — пожаловался принц. Он едва сдерживал слезы.
— А как же иначе! — усмехнулся Паг. — Однако ты вытерпел боль. И не умер. А значит, можешь сделать еще одну попытку. Ты просто боишься рискнуть. Возможность поражения страшит тебя более всего прочего. — Он указал на левую щиколотку Николаса, зажатую в скале. — Вот твое оправдание на случай любой неудачи. А ведь ты наделен достоинствами, которые значительно перекрывают этот изъян!
Николасом внезапно овладела решимость:
— Что я должен делать?
— Ты и без меня это знаешь, — усмехнулся Паг и исчез.
Николас с огромным усилием подтянул тело к трещине, в которой застряла его нога, и сел на выступ. Лицо его было покрыто крупными каплями пота, сердце отчаянно стучало, ладони кровоточили. С пояса его свисали кожаные ножны, которых прежде там не было.
Он с беспощадной отчетливостью понял, что ему надлежало сделать. Вынув из ножен кинжал с острым лезвием, он полоснул себя по ноге. От резкой боли у него перехватило дыхание. Он закусил губу, чтобы не закричать, и заставил себя снова вонзить кинжал в собственную плоть. Лезвие входило в нее с удивительной легкостью, так, будто бы оно рассекало не мышцы, сухожилия и кости, а зачерствелый хлебный каравай. Николас понимал, что и здесь не обошлось без волшебства. Зато боль была самой что ни на есть настоящей. Он опасался, что не выдержит этих мучений и потеряет сознание, так и не завершив начатого, и потому двигал рукой с судорожной поспешностью. Но стоило ему последним усилием разрезать тонкую полоску кожи, что еще соединяла зажатую в скале ступню со щиколоткой, и боль внезапно отступила, Он снова очутился в пустом и темном пространстве. Острие кинжала, который он продолжал сжимать во взмокшей ладони, касалось груди принцессы Аниты. Николаса нисколько не удивило, что он стоял теперь в полный рост, уверенно опираясь на обе ноги.
— Николас! — с негодованием и упреком воскликнула Анита. — Неужто ты готов меня убить? Ведь я так тебя люблю!
Но он не опустил кинжал, и Анита исчезла, а на ее месте появилась Эбигейл в прозрачном одеянии.
— Не убивай меня, Николас! — прошептала она, и губы ее дрогнули. — Знай, что я люблю тебя.
Николасом овладел ужас. С минуту он молча разглядывал девушку, которая призывно ему улыбалась, но вскоре наваждение рассеялось, и он во весь голос прокричал:
— Ты не Эбигейл! И не принцесса Анита! Ты — мой страх и моя боль!
— Но я тебя люблю, — ответил призрак.
Принц заставил себя воздеть руку и вонзить кинжал в грудь мнимой Эбигейл. Привидение издало протяжный стон и растаяло в воздухе.
Вокруг снова воцарилась гнетущая тишина. Николасом внезапно овладело чувство невосполнимой утраты. В это мгновение он навсегда лишился чего-то очень важного, какой-то сокровенной частицы своей души. Ему снова сделалось больно. Боль эта была не такой жгучей, как в те минуты, когда он рассекал кинжалом свою плоть, но она теснила его грудь и разрывала сердце. Перед глазами у него поплыли огненные круги. Он покачнулся и упал. Густая мгла сомкнулась над ним, и он погрузился в забытье.