Королевский штандарт
Шрифт:
– Да будет так! Завтра к утру приходите с невестой в храм Александра Невского, там он вас и обвенчает.
Александр взглянул в глаза Гофману.
– Может, мне присягнешь? Мне нужны такие подданные.
– Я прусак, и русским мне не стать, вы уж простите.
– Ничего, ступай с Богом.
Кристиан ушел, на утроа их обвенчали, после чего он отправился на Кавказ. Без слез не обошлось, Анна плакала очень долго. Она поверить не могла, что первый день в браке ей суждено провести в одиночестве – словно вдове. Но ничего изменить было нельзя, и ей не оставалось ничего, как делать самое нелюбимое дело – ждать.
***
Человек погруженный в томные мысли шел по Петербургу, люди видящие его либо, ухмылялись либо принимались обмывать его кости. Худощавый, невысокого роста гражданин с косым саженцем в плечах имел темные волосы, прямой нос и голубые глаза. Внешность была ничем не примечательна, он выглядел как простой деревенский мужик. В прочем, им он и являлся.
Его звали Николай Никитин, в одночасье потерявший жену, близких и друзей. Нет, трагедии не было, разве что для самого Николая. Супруга ушла от него к ученому, близкие и друзья отвернулись, а все потому, что человек этот был невыносим по своей природе. Проворовавшийся, вечно лгущий, вступающий в спор и брань практически с каждым, кто заговорит с ним, Никитин жил своей жизнью, не считая ее пустой. Наоборот, он думал, что его имя на счету у многих Петербуржцев, и верно мыслил бы так до смерти, если бы не потерял всех, кроме одного друга, всеми нами известного Йована Митича, который тоже исчез.
Родители Николая во время Отечественной войны бежали в Сербию и нашли приют в Удовице. Там они познакомились с очень хорошими людьми – четой Митичей, которые ждали появления сына. Спустя время Никитины так же узнали о скором пополнении в семье. Так, в декабре 1812 года появился на свет маленький Йован, а в феврале следующего родился Коля. Они воспитывались под чутким началом отцов, но наши родители не вечны, и когда Коле было двенадцать лет, его папа ушел из жизни. Мать держалась четыре года, но тоже упокоилась на Удовицком кладбище. Митичи приняли шестнадцатилетнего Колю к себе в семью, и воспитывали его в любви, но тому не хватало материнского тепла, ведь он чувствовал, что люди воспитывающие его, чужие ему. Йован с самого детства мечтал стать солдатом, и его мечта осуществилась, он дослужился до звания генерала, а Николай покинул дом сербов спустя полтора года после смерти родителей. Он вернулся в Петербург, и вроде бы зажил новой жизнью, но денег не хватало, и он устроился плотником в строившийся неподалеку дом.
Спустя год он встретил любовь всей своей жизни. Анастасия, не взирая на трудное положение Николая, отдала ему свое сердце и еще через полгода они вступили в брак. На стройке Никитин познакомился с такими же, как он, и знакомство за знакомством, рюмка за рюмкой и он потерял работу и начал накладывать на грудь ежедневно.
Анастасия боролась с его недугом десять лет, потому что любила и желала помочь. Он воровал вещи и, продавая, покупал спирт, а когда дома красть было нечего, воровал у прохожих. Девушка лишь только плакала, но сделать ничего не могла.
Вера в достойное будущее оборвалась, когда в пьяном угаре он поднял на нее руку – дал лихую мужскую пощечину, да так, что девушка упала на пол. Стерпеть это сил уже не было, и она ушла от него.
В народе Никитина не призирали, оправдывая даже его пьянство. Когда дело дошло до воровства, стали смотреть косо, но обращались к нему за помощью, ведь, несмотря на его пристрастие, он был мастером своего дела. Покрыть крышу, спилить наличники для окон, он делал все это с душой. И все было бы так, если бы не его язык, который молол все, что нужно и не очень. Если возникал спор, он стоял до конца, не сдаваясь, даже если точно знал, что не прав.
И вот у него не осталось никого, кроме Йована. С которым, кстати говоря, сложились весьма хорошие отношения еще там, в Сербии. Йован два раза был в России и видел, во что превратилась жизнь друга. Он не раз пытался воздействовать на него словами, но все было тщетно.
Теперь, когда Йована не было рядом, он был одинок, с утра и до вечера. Даже малые дети, видевшие его идущим куда-то, кричали «Берегись Колька идет» и разбегались.
Терпеть это подвластно не каждому, и Николай не мог, но в сотню раз сложнее было перебороть свой характер, ведь едва он выходил на улицу и здоровался с соседями, скромно кланяясь и продолжая путь, после услышав в свой адрес бранное слово, тут же давал словесную защиту. Даже сумев побороть это и не отвечая на оклики толпы, он не мог вернуть расположение окружающих, ведь свое имя он пятнал годами, и за месяц очиститься, конечно, не мог.
Со временем он стал появляться на улицах все реже, одевался в стираную, но протертую рубаху и такие же штаны. Всегда ходил, склонив голову вниз, не взирая на окружающих его людей. Проходя мимо тех, кого знал достаточно давно, слегка приподнимал свою голову, кланялся и говорил. «Будьте здравы, люди» и, не дожидаясь ответа, шел восвояси, а ответы были всегда одними, яростными клочками брани и оскорблений.
Надеяться было не на кого, даже на Бога он не имел веры и был убежденным атеистом, и от осознания собственного одиночества плакал навзрыд, будучи уединенным в своем маленьком доме.
Ему нужна была чья-то поддержка, он желал вступить на путь правды, и справиться со всеми пороками, но народ не принимал его никаким, и с каждым днем лишь сильнее кричал ему обидные слова, осуждал за его грехи, имея за спинами сотни таких же.
Глава 8
Иван Лапоухов блестяще продолжил дело Полибина, его полк быстро занял сначала Юго-Запад, а затем Север оставшихся сопротивляющихся территорий. Он шел в бой вместе с солдатами, всегда произнося им напутствие. Его любил его полк, ведь он знал поименно каждого своего солдата и участвовал в их жизни. По примеру Суворова, он принимал трапезу из одного котелка с ребятами и спал у одного костра. В дозоре он стоял по общей очереди и траншеи копал, как и все, до мозолей на руках. «В жизни я не люблю лишь трусов и лентяев» – говорил он солдатам.
Его спрашивали:
– А как же предатели?
Он отвечал:
– А предатели – это и есть трусы!
Гофмана он встретил с радостью и удивлением, Кристиан заявил о желание участвовать в завтрашнем сражении на Западе, никакие уговоры друга не помогли. Просидев у костра с Гофманом чуть больше, чем обычно Иван сидел с солдатами, они говорили о жизни:
– Ваня, скажи, ты знал Йована Митича?
Лапоухов удивился:
– А откуда тебе известно о нем?
– Так знал?
– Я знаю его и сейчас, но он пропал во Франции, так откуда ты знаешь его?
Кристиан коротко ответил:
– Он отец моей жены.
– Вот это новости, не знал, что у него дочь в Пруссии.
– Она в Петербурге, мы женились аккурат перед уездом.
– Ну, дела, а что тебе до него?
– Аннушка сказала, что перед его уездом, видела какие-то бумаги, связанное с восстанием в Польше.
– Да, ну? Получается тебе немедля возвращаться надо.
– Вместе вернемся, скоро, а теперь давай спать.
Утром готовилось масштабное наступление, Иван собрал своих солдат для напутствий, возле него собрался весь его полк, каждый слушал внимательно, как ребенок слушает сказку матери, ища в ней что-то для себя. Он очень переживал о предстоящем сражении. Ночью он много думал об этом, и слагал тактику. Полк собрался, и Иван, встав к ним лицом, поочередно заглядывая в глаза каждого, начал говорить: