Королевство Бахрейн. Лики истории
Шрифт:
Политико-дипломатические и торгово-коммерческие акции немцев в зоне Персидского залива сопровождались демонстрацией ее военно-морского потенциала.
Первый поход немецкого боевого корабля в Персидский залив, судя по документам, хранящимся в Архиве внешней политики Российской империи, состоялся в 1896 г., то есть четырьмя годами ранее, чем там побывало первое русское военное судно, канонерка «Гиляк». «Для встречи немецкого военного судна, — говорится в одном из донесений русского консула в Багдаде, надворного советника Алексея Федоровича Круглова, — в Басру вызван был германский консул Ричардс, который оставался там с прибывшим туда немецким вице-консулом из Бушира во все время стоянки этого судна». Буширский лоцман, замечает А. Круглов, находившийся «почти исключительно на довольствии агентов англо-индийских компаний» и занимавшийся обслуживанием их судов, коммерческих и военных, «провести немецкое судно в Басру отказался» (90).
Во второй половине марта 1899 г. Бендер-Бушир посетил немецкий крейсер «Агсопа», возвращавшийся из плавания в Индийский океан. «Это уже не первый и не последний, надо полагать, случай захода немецких военных судов в Персидский залив», — писал А. Круглов, на который, как кажется, германское правительство так же, как и российское, обратило внимание (91).
«Приходится только сожалеть, — докладывал российский посланник в Тегеране, — что ни одно из мелкосидящих судов Балтийского флота, отправляющихся на Дальний Восток, никогда не показывало в водах Персидского залива своего флага, вовсе там неизвестного» (92).
Судя по всему, именно на основании этих донесений министр иностранных дел Российской империи, граф Михаил Николаевич Муравьев, и поставил перед управляющим Морским министерством, вице-адмиралом Павлом Петровичем Тыртовым, в 1899 г., вопрос о «демонстрации русского военного флага» в Персидском заливе.
Позитивно реагируя на предложение МИД относительно захода русских кораблей в Персидский залив, П. П. Тыртов информировал министра иностранных дел о том, что он «не преминет при первой возможности направить какое-либо из мелкосидящих судов в Персидский залив для посещения некоторых из его портов» (93). И таким кораблем стала, как уже говорилось в этой книге, канонерская лодка «Гиляк».
Осуществляли немцы и разведывательные миссии в бассейн Персидского залива, как правило, под прикрытием той или иной научной экспедиции. «В видах исследования в географическом и этнографическом отношениях Месопотамии и Южной Персии, — сообщал из Берлина граф Остен-Сакен (22.04.1905), — готовится экспедиция под началом известного в Германии географа и путешественника, доктора Г. Гроте. Он уже несколько раз совершал в научных целях странствования по турецким владениям». В состав экспедиции, как стало известно, «должны войти и несколько военных лиц». Следует отметить, резюмировал граф, что «с немецкими так называемыми научными экспедициями сочетаются нередко и политические цели» (93*).
К активизации деятельности немцев в Персидском заливе Османская империя относилась благосклонно. Порта рассматривала Германию в качестве противовеса влиянию Англии в этом районе мира. Султан даже обращался к правительству Германии с просьбой «о деятельном участии в деле прекращения посягательств английского правительства на права Турции в бассейне Персидского залива» (94).
«Султан предложил германскому правительству, — говорится в депеше российского посла в Константинополе, действительного тайного советника Ивана Алексеевича Зиновьева (28.01.1904), — войти с ним в соглашение в видах принять сообща меры для противодействия проискам англичан среди арабских населений, обитающих по берегам Персидского залива, в том числе в Кувейте». Правительство Германии, по сведениям И. Зиновьева, «отнеслось к предложению этому сочувственно». Барон Рихтгофен, писал И. Зиновьев, обещал турецкому послу в Берлине довести данное предложение до сведения императора Вильгельма (95).
Барон Рихтгофен, докладывал И. Зиновьев (11.02.1904), информировал турецкого посла, об «искреннем желании императора Вильгельма» оградить султана «от всякого посягательства на его неоспоримые права» в Турецкой Аравии. Сообщил, что германскому консулу в Багдаде, «хорошо знакомому с положением дел в том крае и отличавшемуся политическим тактом», предписано было «тщательно собрать сведения о происках англичан». Ему надлежало «разузнать, кто именно из местных шейхов состоял в открытых или тайных сношениях с великобританскими агентами». По получении этой информации, как уведомил турецкого посла барон Рихтгофен, немецким агентам в Месопотамии имелось в виду дать указание насчет того, чтобы они «вошли в сношения с означенными шейхами» и попытались «внушить им», что не следовало бы так слепо слушаться англичан, заботящихся исключительно о собственных интересах.
Барон Рихтгофен заверил турецкого посла в том, доносил И. Зиновьев, что император Вильгельм намеревался отправить в те края «специальных агентов», задача которых состояла бы в том, чтобы «совместно с турецкими властями на местах собирать сведения об английских агентах, интригующих среди арабских племен, и изыскивать средства для противодействия их проискам». Особое внимание, со слов барона, немецкое правительство намеревалось уделить Кувейту, где, в соответствии с указанием императора, «следовало бы позаботиться об учреждении германского консульства». В соответствии с этим распоряжением, отмечал барон Рихтгофен, германскому послу в Лондоне поручено было «выведать взгляд на этот предмет британского правительства» (96).
Турецкое правительство, извещал МИД Российской империи И. Зиновьев, всячески старалось заинтересовать Германию в необходимости совместных акций в Персидском заливе, дабы защитить там интересы Турции; «султан даже просил Вильгельма II направить в Персидский залив немецкие броненосцы» (97).
Германское правительство, указывалось в одной из депеш турецкому послу в Берлине (декабрь 1903 г.), «не раз обращало внимание наше на тайные происки Англии», цель которых — «отвратить от нас население Арабского побережья Персидского залива и подорвать авторитет и обаяние Порты в этих краях». По мнению правительства Германии, «означенные происки усилились после разрешения вопроса о Багдадской железной дороге». В Берлине прямо говорят о том, что «интересы Германии вследствие затруднений, создаваемых Англией прокладке означенной дороги, пострадают». Принимая все это во внимание, подчеркивалось в депеше, «Его Величество Султан находит необходимым, как в интересах Турции, так и Германии, чтобы оба правительства вошли в соглашение в видах противодействия проискам Англии теми средствами, которых потребуют обстоятельства. Такое соглашение представляется лучшим способом достигнуть цели. Мы надеемся, что германский статс-секретарь не откажется снабдить германского посла в Константинополе инструкциями, коими ему разрешалось бы вступать в непосредственные переговоры по данному вопросу с Дворцом Его Величества Султана» (98).
Одной из крупных совместных акций немцев и турок в Персидском заливе должен был стать обход тамошних портов их боевыми кораблями. «Германская военная эскадра, — сообщал И. Зиновьев (11.02.1908), — должна прибыть в Персидский залив в первой половине… апреля. Состоять она будет из 3 крейсеров, выделенных из эскадры, находящейся в водах Дальнего Востока». Берлин, поставив Порту в известность об этом, высказал пожелание, чтобы «к тому времени выслано было в Персидский залив и несколько турецких военных судов».
На днях, докладывал И. Зиновьев, турецкому послу в Берлине поручено было уведомить немцев, что «султаном отдано уже турецкому адмиралтейству распоряжение, как можно скорее отправить в Залив 3 канонерские лодки, предназначенные для береговой обороны, и один транспорт» (98*). Каких-либо других документов об этой акции в АВПРИ обнаружить не удалось.
В начале XX столетия Германия заметно укрепила свои позиции на рынках Османской империи. Так, если доля России в турецком импорте, говорится в статье, опубликованной в «Московских ведомостях» 04.12.1908, сократилась с 8,7 % в 1900 г. до 3,1 % в 1906 г., то доля Германии и Австро-Венгрии выросла до 25 %.