Королеву играет свита
Шрифт:
Наконец автобус починили, и он вновь неторопливо тронулся в путь.
На автостанции Катю встретил горбоносый смуглый мужчина с тяжелыми темными веками, похожий на индуса. Он раздвинул рукой толпу таксистов, вожделенно облепивших белую женщину, как мухи мед, посадил ее в старый белый «пейкан» и, умело лавируя в уличном потоке, повез в аэропорт. Время поджимало.
До отлета оставалось совсем немного.
Катя влилась в поток спешащих на рейс пассажиров и тут только занервничала в ожидании таможенного досмотра. Ее
Таможенник в форме болтал со своим напарником возле широкого стола для досмотра ручной клади. Рядом с ним, часто и мелко дыша, сидела печальная овчарка с широким розовым языком.
«Это конец! — испугалась начинающая контрабандистка. — Тренированная собака мигом учует наркотики!»
В воображении в один миг пронеслись жуткие видения: средневековые казематы пакистанской тюрьмы, суд приговаривает ее к смертной казни, ее расстреливают полицейские у арыка на улице, ее тело медленно тонет в коричневатой воде среди мусора и экскрементов…
Собака протяжно зевнула и устало положила голову на лапы. Таможенник окинул пассажирку беглым взглядом и возобновил разговор с приятелем.
Через несколько минут Катя уже сидела в самолете, небрежно закинув сумку на полку. Ей казалось, что самое тяжелое уже закончилось. Но самое тяжелое было еще впереди.
Ей предстояло пересечь еще три границы и пройти еще три таможни: в Душанбе, в киевском аэропорту, на границе с Россией… Пока везде ее пропускали без писка. Катя не знала, приписывать ли это собственному везению или всемогуществу Бабо. Скорее всего, первому. Ведь, кажется, в ее жизни сейчас светлая полоса. Скоро все будет хорошо, очень хорошо!..
Киев встретил ее по-зимнему сырой и слякотной погодой. Ноябрь в этом году выдался щедрым на осадки и очень холодным. А в Пакистане еще было лето — днем воздух прогревался до двадцати градусов тепла, зеленела трава там, где ее не спалило безжалостное летнее солнце.
Катя небрежно затолкала сумку под кровать в общежитии и отправилась к родителям. Несмотря на утомительное путешествие (шутка ли, шесть тысяч километров туда и обратно!), она чувствовала себя великолепно.
Лара обрадовалась ее приезду.
— Звонил папа! — восторженно сообщила она. — Он нас ждет!
— Мы поедем, дочка, скоро поедем! — Катя, ликуя, обняла дочь.
Юрий Васильевич с грустью наблюдал эту радостную сцену и печально, по-стариковски вздыхал. Он не очень-то верил в счастливое будущее своей дочери.
Ее образ жизни не нравился ему. То торговля на рынке, то подозрительные визиты в Москву, то поездка в Пакистан будто бы по делам. И вот опять — Нгола…
Надолго ли? Пока очередной кровавый вал войны не сметет их, вновь швырнув в объятия нелюбимой, неласковой, но все же относительно безопасной родины?
На сборы ушла целая неделя. Теплые вещи решено было не брать. Катя
— В Москве мы остановимся у тети Али, — сообщила она дочери. — Пока я буду лежать в больнице, ты будешь жить у нее. Не волнуйся, деньги у нас есть.
Мне должны в Москве вполне приличную сумму. В Пакистане я провернула отличную сделку!
Три термоса были сунуты в глубь вещей, чтобы не бросаться в глаза.
Предстояла русско-украинская таможня, самая легкая из всех.
Отец и мачеха традиционно плакали на перроне. Дождь лил как из ведра, иногда сменяясь жирным пушистым снегом.
А Катя счастливо смеялась, махая рукой в окне. Наконец-то ужасная мрачная полоса в ее жизни закончилась. Впереди ее ждут только яркие краски Африки, только радость, любовь, счастье…
А вот Ларе жалко было покидать родной Киев, жалко расставаться с бабушкой, дедушкой, дядей — единственными близкими ей людьми. Отца своего она помнила мало и плохо. Что ждет ее в далекой Нголе, запомнив шейся ей лишь отрывочно, как яркий, постепенно забывающийся сон?
В окне поплыли серые бетонные кубы города, мокрые улицы, грязные машины с зажженными фарами. Погромыхивая, поезд мало-помалу набирал ход.
Проводница предложила пассажирам чай. На ее настойчивые предложения они реагировали вяло. Давно уже прошла мода пить чай в поезде. Свой чай дешевле да и здоровее.
В купе, кроме Лары и Кати, ехала еще супружеская пара — малоразговорчивая, хмурая жена и навсегда испуганный муж.
Рано легли спать.
В два часа ночи поезд остановился и долго стоял где-то на запасном пути. Вдоль вагона ходили люди с фонарями, вяло переругиваясь.
— Таможня! — Проводница, зевая, выбралась из купе. В тамбуре забухали мужские голоса, кто-то быстро прошелся по вагону.
— Какое купе? — послышался совсем близко нутряной бас.
— Вот это…
Послышался осторожный стук в дверь.
— Предъявите документы и вещи для таможенного осмотра, — вежливо произнес голос.
В купе тлела под потолком тусклая лампа. Катя, зевая, спустила ноги с постели. Нашарила под подушкой сумку с документами.
В дверях возвышались два таможенника в российской форме.
— Покажите ваши вещи!
Катя молча достала из рундука чемоданы.
— Откройте!
Это еще могло оказаться простой формальностью… Таможенник откроет сумку, увидит там ношеное барахло и пойдет себе дальше, лениво откозыряв. А могло и…
— Вынимайте вещи! — последовал требовательный приказ.
— Зачем? — пыталась было протестовать Катя.
— Вынимайте!
И тут только она поняла, что таможенник, вообще говоря, мало походит на таможенника. Слишком уж он вежлив, у него слишком интеллигентное лицо, аккуратный костюм и правильный московский выговор…