Короли и Звездочеты
Шрифт:
Голову сдавило, как обручем. Еще через секунду мозг пронзило острой раскаленной иглой, и Сашка согнулся, хватая ртом воздух.
– Выключи!
– заорал Громдевур.
– Немедленно! Или…
Октавио буквально швырнул Сашку на медленно развинчивающийся на тысячу пластинок-составляющих столб, сам же упал и по-пластунски поспешил в противоположном направлении, верный убеждению, что маги должны пробовать свои изобретения исключительно на себе.
Падая, Глюнов инстинктивно выставил руки. Несколько тонких каменных пластинок, на которые разобрался посох Ноадина, больно
Минута - и свечение каменного круга вокруг посоха погасло.
Сашку буквально вывернуло наизнанку.
– Что это было?
– откуда-то издали доносился голос Догонюзайца. Из того положения, в котором сейчас пребывал Глюнов -у земли, согнувшись и придерживая макушку, чтоб не рассыпалась на части, - охранник казался на редкость бледным и больным.
– У меня такое чувство, как будто я зря завтракал.
– Предлагаю обломать Пингвину руки, чтоб не повадно было, - высказался Ноздрянин. Он был в испарине, будто свалился в тропической лихорадке.
– Ставлю вопрос на голосование. Кто «за», давайте действовать, пока не явились сфинксы и не вздумали нам мешать…
«Не надо… я не нарочно…» - пытался оправдаться Сашка, но сил не было.
– Значит, так,…, - подхватил его за шею Громдевур. Поднял, встряхнул и объяснил, что,…, он быть участником магических экспериментов не нанимался, и ты,…, мэтр Сашка, радуйся, что господин Октавио нынче добрый.
– Ты чего, сопляк, делаешь? Не можешь магичить по-хорошему, так не берись! Алхимик, твою мать, ртутно-сернистый!
– Я не специально… - вяло оправдывался Глюнов.
– Я думал, что для того, что, если посох сделан, чтобы управлять сфинксами, надо и ввести слово «сфинкс»…
Он показал на четыре руны, расположенные наверху.
– Где ты видишь «сфинкса», бестолочь?
– возмутился до глубины души Октавио.
– Это слово «стая», или «толпа», или… как его… - Генерал вдруг замялся и сделал вид, что и так уже сказано достаточно.
– И вообще, оно по эль-джаладски, а я в тамошних диалектах не разбираюсь.
– А я думал… - почесал затылок Сашка.
– А на вас подействовало? В смысле, если тряхануло меня, Александра Даниловича, дядю Васю…
– У меня закалка есть, - соврал Октавио, ненароком проверяя, не случилось ли чего с оберегом, подарком Ангелики.
– Я ж, в конце концов, генерал, а не какой-нибудь там новобранец, чтоб в обморок от любого заклинания падать.
– Тогда отлично.
– Что?!
– опешили Догонюзайца и Ноздрянин.
– Я говорю - отлично, - еще раз, погромче, объяснил Сашка.
– Мы с вами придумали, как нейтрализовать Волчановского и остальных. Если, конечно, возникнет такая необходимость. Конечно, жаль, что здесь нет метки «сфинкс»… - добавил он, придирчиво рассматривая посох.
– Вон, внизу, - нехотя подсказал Октавио.
– Только погоди пробовать, я отойду подальше.
Во второй раз всё сработало, как надо. Каменный посох истончился, опав пластинками в строго заданной последовательности. Каменистая земля вокруг сама собой выровнялась и засияла мягким голубым светом. Ни сам Сашка, ни его товарищи-соучастники на этот раз не испытывали никаких головных болей, а окончательную проверку осуществил, правда, случайно, Черно-Белый Кот. Он двинулся в светящееся пятно быстрым галопом, высоко подняв хвост и едва ли не тявкая от удовольствия, обнял передними лапами посох, упал и заурчал, выражая высшее наслаждение.
– Совсем другое дело, - похвалил Громдевур мэтра Сашку.
– Сразу видно мастерскую магическую работу. Идеальная ловушка - зверь идет сам, падает где надо и засыпает от счастья.
– Да уж, - согласился Глюнов.
– Идеальная.
Когда Черно-Белый Кот проснулся, дневной жар медленно отступал перед летними сумерками. Ауэу… - сладко зевнул котяра. Хорошо отдохнул. Аэуаа… Так, поднялся на лапы Черно-Белый, - а где мои люди? Почему не бросаются меня обнимать, не падают ниц, умоляя отведать очередное угощение? Где мои кяунфсеуррвы? Где смяутауна? Где вяулеурьяночка?
Так как люди не отзывались, Кот философски фыркнул, шевельнул усами, признавая, что нет в жизни совершенства, и отправился на поиски людей, пропитания и развлечений. Сделал мягкими пушистыми лапочками пару шагов и обнаружил, что ему нанесли самое страшное оскорбление, которое только возможно по отношению к представителю славного кошачьего рода.
Посадили на цепь.
Стальные звенья пахли барбосом, которого ЧБК поучил уму-разуму в том человеческом поселении, которое охотно предоставляло ему мышей, травы семейства зонтичных и товарищей по играм. Кууреузаудов, - вспомнил Кот. Ладно, пусть его, - но как цепь оказалась на Черно-Белом? И ведь не просто оказалась, а опутала дважды, да еще закрепила противоположный конец к штырю, закопанному в землю. Мня… мня… Увауу!!!
– взвыл Кот, пытаясь вырваться.
Будь Кот действительно разумным, как того желал Сашка Глюнов, он был обязательно догадался, что следует бояться Громдевуров, валерьянкой после обеда угощающих; но даже переполненный инстинктами кадавр чуял, что попал в ловушку. Мя… мя…мяуауау!!! Отпуститяуауау!!! Спяуситеуеуу!!!
Кот рвался, громыхая цепью на все окрестные горушки. Он орал, ругаясь на восьмидесяти диалектах, шипел, ворчал, плевался и грыз стальные звенья. Царапал когтями камни, но тот, кто вогнал крепление «поводка» на вершок в землю, знал повадки Черно-Белого и постарался на совесть. И все усилия животного оказывались тщетными.
Она появилась из сгущающихся вечерних теней.
Почувствовав незнакомый запах, Кот замер, прислушался, насторожив черное и белое уши. Ого, какая красотка, - подумал бы он, обладай хотя бы зачатком интеллекта. Но так как от этого проклятия человечества Кот, по счастью, был избавлен, он мигом почувствовал - печенкой, кожей, каждым вставшим дыбом волоском, - что путь к сердцу этой самки лежит исключительно через ее же желудок.
Полураскрыв крылья, чтобы удерживать равновесие на крутом склоне, сфинкс медленно приближалась к замершей зверушке. Кот выгнул спину, заорал о пощаде. Его золотые глаза полыхали отчаянием, шкура дрожала от страха (почти отдельно от всего остального), могучие мышцы парализовало безнадежностью. Это вам не человек какой, мог бы сказать Кот в свое оправдание, которого обмануть - как мышку проглотить. Это даже не какой-нибудь тупой огнедышащий ящер, который, пока развернет огромную голову на такой же длинной шее, кошки не то что сбежать - вывести потомство успеют. Это свои, дальняя родня семейству кошачьих, и от них точно жди неприятностей.