Короли Вероны
Шрифт:
Антонио медленно поднял взгляд. Целую секунду казалось, что он сейчас заговорит. Но нет – голова снова бессильно повисла, глаза уставились в пол.
Этого Людовико Капуллетто снести не мог. Схватив костыль сына, он ударил Марьотто по голове. Удар пришелся на висок, стук расколол повисшую в зале тишину.
Марьотто повалился на пол. Джаноцца с криком бросилась к нему. Гаргано Монтекки вздрогнул, но счел за лучшее оставаться на месте. Скалигер в мгновение ока очутился рядом со старым Капуллетто и перехватил костыль, занесенный во второй раз. Костяшки пальцев у него побелели.
– Людовико! Покиньте свидетельское место! Немедля, или я вас арестую!
Синьор Капуллетто, багровый, мокрый от пота, разжал пальцы и на шаг отступил от Капитана.
– Видите, что с моим сыном? Он даже говорить не может! Я требую справедливости! Это нечестно – запрещать нам кровью смывать обиды! Если вчера справедливость измерялась в ударах мечом, пусть и сегодня так будет! Пусть ваш указ, Капитан, вступит в силу с завтрашнего дня, а сейчас позвольте нам отомстить за себя лучшим из способов!
Людовико поддержали все знатные синьоры. Они жаждали дуэли, и им было все равно, что думает на сей счет Кангранде. Тот попытался выдвинуть аргумент против.
– Антонио нездоров – он и стоять-то как следует не может, не то что драться. А вам, Людовико, я не позволю сражаться с юношей втрое моложе вас.
Послышался хрип. Скалигер поднял руку, призывая к тишине.
– Что вы говорите, сир Капуллетто?
Медленно, очень медленно Антонио поднялся. Часто моргая, чтобы скрыть слезы, он промолвил:
– Я вполне способен драться.
– Молодец, сынок! – воскликнул Людовико.
Кангранде покачал головой.
– Я вам запрещаю.
– Мой господин… – начал Людовико.
– Нет! – отрезал Скалигер.
– Мой господин, – послышался голос со скамьи голос одного из старейшин, – дозвольте сказать?
Кангранде испустил вздох облегчения и снова занял свое место на возвышении.
– Синьор Монтекки, прошу вас. Вам слово.
Старший Монтекки как мог стремительно прошел на середину залы. Темный плащ его зловеще развевался за плечами. Глаза Людовико вспыхнули от ярости. Кангранде приготовился слушать.
«Вот кто поддержит Скалигера в запрете дуэлей», – подумал Пьетро.
Гаргано Монтекки единственный на себе испытал пагубные последствия практики каждый спор разрешать оружием – в междоусобной борьбе он потерял отца, братьев, дядьев и любимую жену.
Гаргано, всегда очень сдержанный, сейчас просто цедил слова.
– Дуэли преследуют род человеческий со времен Ветхого Завета. Каин и Авель, не умея разрешить спор другими методами, решились на поединок. Древние язычники точно так же по всякому поводу хватались за оружие. Древние умбры полагали меч не менее справедливым судьей, чем совет старейшин. Гомер повествует о поединке между Парисом и Менелаем за право обладать Еленой.
Вы назовете это варварством, единственным способом для полудиких людей решать споры. Однако из легенды о Давиде и Голиафе видно, что побеждает тот, на чьей стороне правда. Карл Великий поощрял дуэли между рыцарями, говоря, что страх за свою жизнь удерживает человека от необдуманных слов и поступков, на кои столь скоры молодые люди. Что есть война, как не множество поединков в одном месте? В битве Господь берет сторону правого и наделяет его меч силою, свойственной лишь справедливости. То же самое происходит во время дуэли. Разумеется, речь не об уличной потасовке и не о вероломном нападении из засады, а о законной дуэли, проводимой по всем правилам, с секундантами, единым оружием, и так далее.
Гаргано в упор посмотрел на поверженного Марьотто, и Кангранде нахмурился.
– После всего, что случилось сегодня, я хотел отречься от сына. Своим поступком он разрушил мои надежды. Он более не стоит доверия – ни вашего, Капитан, ни доверия своих друзей, ни доверия своего родного отца. Господь дал мне лишь одного сына; ничего, рассуждал я, у меня есть еще и дочь, которой, видимо, досталась вся верность и преданность, назначенная для обоих моих детей. – Взгляд Гаргано скользнул по лицам. – Но теперь я передумал. Благородный синьор Капуллетто требует дуэли. Я считаю, что его требование нужно удовлетворить. Пусть лучше дуэль состоится сейчас, на законном основании, чем когда-нибудь потом, в темном переулке или у сточной канавы. Да свершится правосудие! Нечего моему сыну упражнять язык в клятвах да извинениях – пусть жизнью своей оправдает поступок, столь отдаливший его от нас. Марьотто утверждает, что совершил его во имя любви; любовь, благороднейшее из знамен, поднимает он в свою защиту. Пусть докажет, что его любовь столь велика. Если он примет вызов, я позволю ему снова считать своим имя, которое он сегодня опозорил.
Пьетро взглянул на Кангранде. Тот был мрачнее тучи – понятно почему. Его загнали в угол.
– Если Антонио сам не может сражаться, кто защитит его честь? – Кангранде выдвинул последний аргумент.
– Пусть выберет защитника, – отвечал Гаргано. – Возможно, его брат…
– Я буду защищать честь моего друга!
Все взоры устремились на Пьетро, уже пробиравшегося на середину залы. Антонио тоже поднял голову и кивнул. Взгляд его оставался пустым. Марьотто, который не мог встать без посторонней помощи, недоверчиво уставился на Пьетро.
Более всех, кажется, удивился Кангранде.
– Пьетро… Сир Алагьери, неужели вы будете сражаться за Антонио?
– Разумеется, буду.
– Но почему?
– Потому, мой господин, что я знал об искре, что вчера вечером пробежала между Марьотто и донной Джаноццей, однако ничего не предпринял.
– Пьетро, это не твое… – начал Марьотто, но отец резко его оборвал:
– Замолчи, щенок!
– Если мне не изменяет память, сир Алагьери, – продолжал Кангранде, – вчера вечером у вас были другие дела. – И он напомнил присутствующим о попытке похищения и о леопарде.
– Это не оправдание, мой господин. Вчера вы приняли меня в рыцари. – Пьетро прикрыл глаза и процитировал: «Стать рыцарем значит сделаться Господним мечом, вершащим правосудие на земле. Рыцарь сокрушает несправедливость. Рыцарь защищает невиновных. Рыцарь слушает глас Божий». – Пьетро открыл глаза и в упор взглянул на Кангранде. – Благодаря моему попустительству случилась беда. Это пятно на моей чести.
Цитируя слова Кангранде, Пьетро надеялся склонить его на свою сторону. Однако услышал из уст своего господина закономерный вопрос: