Короли Вероны
Шрифт:
– Зато теперь надолго его запомнишь, – буркнул Пьетро.
– Имей в виду, если проиграешь, я плакать не буду.
– Просто обещай, что не станешь смеяться, если я окажусь в дураках.
– Тебе известно, что для гордецов в аду всегда найдется место?
– Не могу вспомнить, где я об этом читал.
Антония не сдержалась и хихикнула. Сняв с шеи шарф, она вручила его брату. Каждому рыцарю полагается талисман для боя из женских рук. Пьетро предпочел бы перчатку небезызвестной замужней дамы. Мерзавец Каррара наверняка заполучил перчатку Джаноццы.
Поко ехал на Канисе и чуть не лопался от гордости. Пьетро хотелось иметь в распоряжении опытного пажа, Поко же после забега еще еле ковылял. Однако когда он попросился в секунданты, у Пьетро не хватило духу отказать. Увидев, что Антония разматывает шарф, Поко возмутился.
– Империя, это же мой подарок!
– В том-то и дело, – съязвила Антония. – Шарф ужасный. Надеюсь, очень скоро он пропитается кровью Каррары, и тогда мне больше не придется его носить.
Поко скорчил рожу, Антония не осталась в долгу. Пьетро возвел очи горе.
Над головой Поко развевалось знамя новых Капуллетти, только утром полученное управляющим Людовико. Процессию завершали двое слуг, которые несли гроб для Пьетро – этого требовал обычай. Почти целый час перед дуэлью ушел на поиски плотника, у которого обнаружился бы готовый гроб, и Пьетро мутило от такого времяпрепровождения. Еще больше мутило его от мысли, что за гроб пришлось платить из собственного кармана – отец Антонио не пожелал размениваться по мелочам.
«Забудь про гроб. Думай о дуэли».
Пока Пьетро одевался для боя, к нему не заглянул только ленивый. Первым зашел Баилардино, затем Нико да Лоццо. Смазливый монашек брат Лоренцо явился по поручению епископа, дабы подготовить душу Пьетро к возможной скорой встрече с Господом. Также брат Лоренцо хотел попросить прощения.
– Мне очень жаль, сир, но я ничего не знал! Такая трогательная влюбленная пара! Мне и в голову не могло прийти, что все так обернется. Не следовало их венчать…
– Не стоит беспокоиться, – отвечал Пьетро, гадая, кто же перед кем извиняется.
– Я однажды видел дуэль, еще в… еще дома. Это было ужасно, и я поклялся никогда не участвовать в дуэлях. А теперь сам стал причиной смертоубийства!
– Вы тут ни при чем.
– Да, я не виноват, я только орудие. Его преосвященство велел мне выполнять все желания падуанцев…
– У меня мало времени, – перебил Пьетро.
– Тогда начнем, – сказал Лоренцо. Пьетро исповедался, и монашек со слезою в голосе пообещал за него молиться.
Единственным, кого не пожелал видеть Пьетро, был Марьотто. Заявив, что разговоры в такое время неуместны, Пьетро велел дворецкому отослать Монтекки. Дворецкий вернулся, когда Пьетро надевал ножные латы.
– Сир Монтекки сказал, что сожалеет о том, в какое положение вас поставил, и что понимает, почему вы поступаете так, как поступаете.
– Очень мило с его стороны.
Пьетро вдруг понял, что Мари думает, будто речь идет только о дуэли с да Каррарой, а свадьба ни при чем.
«Что, если Скалигер проигнорировал мою просьбу и мне придется драться с Марьотто? Разве я подниму на него руку? Вряд ли», – сам себе признался Пьетро.
Поко вздумал нацепить на брата все доспехи, до последней бляшки, и Пьетро, хоть и понимал пагубность такого подхода, не возражал. Доспехи защищают, пока ты верхом; стоит оказаться на земле, и неповоротливость в прямом смысле перевешивает все преимущества неуязвимости. Значит, надо постараться не упасть с коня. Ну не забавно ли – еще вчера Пьетро сомневался, что вообще когда-либо наденет подарок Скалигера.
«Меч будет висеть на стене, на почетном месте. Ему не суждено отведать вражеской крови».
Побольше везения – и все так бы и было.
Каррара уже красовался посреди Арены, верхом на боевом коне из конюшен Кангранде. Конь, серой масти, был такой огромный, что более походил на живую стену.
«По крайней мере, мы оба на чужих лошадях. Хоть тут без преимуществ».
Коня вела Джаноцца. В платье, сшитом для одной свадьбы и надетом на другую, она являла собой воплощение расцветающей женственности. Белая грудь едва заметно трепетала под корсажем, черные как смоль волосы растрепались – но лишь слегка, лишь для того, чтобы намекнуть: эта юная женщина только что поменяла ненавистную власть на желанную. Кто, положа руку на сердце, мог осудить Монтекки?
Каррара шепнул своей племяннице нечто игривое и пришпорил коня. Чтобы окончательно добить противника, гнусный падуанец нацепил алую ленту – знак победителя на скачках. Увидев, что Каррара приближается, Пьетро вполголоса сказал сестре:
– Тебе пора. Найди отца. Он там, на балконе. – И Пьетро вскинул подбородок в соответствующем направлении.
С минуту Антония раздумывала, каким бы напутствием подбодрить брата. Наконец она остановилась на «дай тебе боже сил» и вслед за Джаноццей прошла на балкон, где в первом ряду сидел Данте.
«По крайней мере, я выхлопотал ему хорошее место, с полным обзором», – усмехнулся Пьетро.
Он пришпорил коня, и тот поскакал наперерез падуанцу. Едва заметным, но безошибочным жестом коснувшись поводьев, Каррара дал дорогу.
– Как трогательно! На вид тебя не отличишь от настоящего рыцаря. И доспехи новехонькие! Небось первый раз напялил, вон, ни царапинки. Парадно-выходная пара! Пусть бы таковой и оставалась. Слушай, неужели ты и вправду готов распрощаться с головой из-за такой ерунды?
Пьетро ответил прежде, чем сообразил, что делать этого не стоило.
– Я готов раскроить тебе череп.
– Удачи. Да, кстати, – спасибо.
– Это еще за что?
– С самой битвы под Виченцей я мечтал с тобой поквитаться. С помощью девчонки я отомстил сразу обоим твоим дружкам, ты же пойдешь на десерт.
Пьетро показалось, что у него сейчас расшатаются зубы – так крепко он их стиснул.
– Рад быть полезным.
– Да, Пьераччо, вот еще что. Когда я тебя прикончу, я смогу заняться выполнением своего основного предназначения. Я смогу убить Большого Пса.