Короли Вероны
Шрифт:
– Пьетро! Пьетро! – вопил Поко – то ли на радостях, что видит брата, то ли желая его предупредить.
Каррара приближался. Пьетро замахал свободной левой рукой.
– Поко! Назад! Назад!
Джакопо прибавил шагу. Пьетро мысленно проклинал брата. Сейчас они оба погибнут. Каррара затопчет их своим конем, а потом скажет, что все вышло случайно: мальчишке, дескать, нечего было соваться под копыта.
На трибунах быстро сообразили, чем грозит появление Поко, и удвоили количество проклятий в адрес падуанца. Ругаясь в полный голос, Пьетро сделал именно то, чего делать ни в коем случае было нельзя – он повернулся к противнику спиной и заковылял навстречу брату. Позади послышался ехидный смешок Марцилио. Копыта застучали чаще.
У братьев оставался всего один шанс – все зависело от того, успеют ли они пересечься прежде, чем Каррара снесет Пьетро голову. Правая нога Пьетро дрожала от напряжения и в любой момент была готова вовсе отказать.
«Давай, так тебя и так! Чего ты еле плетешься!»
Почему бы Поко не прибавить шагу? Пьетро вспомнил изодранные ступни Поко – последствия ночного забега.
«Надо было Антонию взять в оруженосцы», – пришла ему в голову нелепая мысль.
Антония застыла на балконе, не в силах более закрывать лицо руками. Толпа шумела сильнее, чем прежде; в основном раздавались проклятия в адрес Марцилио. Приятель Бонавентуры высмеивал безмозглого оруженосца, который вылез, когда его не звали. Антония еще раз злобно взглянула на нахального коротышку и сосредоточилась на мысленном напутствии Пьетро.
«Только не умирай, братик! Придумай что-нибудь!»
Пьетро доковылял до Поко, когда между ним и взмыленным конем падуанца было не более полдюжины локтей. Пьетро кричал брату нечто невразумительное и изо всех сил махал рукой. Видимо, Поко наконец понял, потому что обеими руками поднял щит и метнул его Пьетро. Тот немедля бросил меч, схватил щит и принялся его вращать. Воткнув в землю острие копья, которым был снабжен щит, Пьетро упал на колени. Джакопо проехался по грязи и тоже спрятался за щитом.
Знатные синьоры с балкона на все лады превозносили смекалку Пьетро. Даже Марьотто вскочил и закричал: «Давай, Пьетро, давай!», увидев, как конь падуанца перед неожиданным препятствием заартачился и рванулся в сторону. Пьетро с легкостью отразил щитом удар алебарды.
– Слава богу! – выдохнула Антония.
Коротышка позади нее снова принялся свистеть. Девушка развернулась, не желая больше скрывать раздражение.
– В чем дело?
– А что? – не понял коротышка.
– Почему вы болеете за падуанца?
– А разве нельзя? – запальчиво отвечал коротышка. – Падуанец сражается против флорентинца. Веронцы не при делах. – Он указал на Бонавентуру, орущего рядом. – Мой кузен женат на падуанке, так что я поддерживаю честь семьи. И вообще, Флоренция – это выгребная яма. Так и Данте пишет в своем «Аду». Читали?
Антония не ожидала от коротышки подобной эрудиции.
– Там мой брат, – только и смогла сказать девушка.
– Ну так крикните что-нибудь ему в поддержку, – отрезал кузен Бонавентуры.
Петруччо да Бонавентура отвесил кузену подзатыльник.
– Фердинандо, нельзя ли повежливее с прелестной синьориной?
– Это она-то прелестная?
Антония не поддалась искушению ответить и отвернулась. Она услышала возглас Нико да Лоццо:
– Сто лет не видел такого захватывающего поединка!
– Теперь возьму Алагьери на любой турнир, на какой он только попросится! – вторил Гульермо дель Кастельбарко.
Поодаль Баилардино обратился к Джакомо Гранде:
– Похоже, вашему племяннику по душе собственное преимущество.
– Он всегда ищет легких путей, – кивнул старый Каррара. – К моему стыду, а не к своему. – Бросив взгляд на Арену, он добавил: – Впрочем, сейчас ему, кажется, от собственного преимущества ни холодно ни жарко.
Под оглушительные и одобрительные возгласы Пьетро, полностью скрытый щитом, выдохнул:
– Ну, как я придумал?
– Чем бахвалиться, лучше бы тылы прикрыл, – осклабился Джакопо.
И немедля получил подзатыльник. Затем Пьетро указал брату на дальнюю стену.
– Беги отсюда, да поживей!
Пьетро выглянул из-за щита. Каррара готовился к очередной атаке.
– Беги же!
Джакопо бросился бежать. Пьетро огляделся в поисках меча. Меч лежал слева, между ним и падуанцем.
Каррара тоже увидел меч. Последняя атака несколько сбила его с толку. Пьетро надеялся, что у падуанца хотя бы ребра болят. Заметив брошенный меч противника, Каррара натянул поводья и пустил коня галопом. Пьетро дернулся было, но понял, что дело безнадежное. Во время последней атаки Каррара почти попал в него; теперь он без труда завладеет оружием Пьетро.
Все не так уж плохо. У Пьетро оставался щит, да не простой, а с копьем о двух наконечниках. Обеими руками ухватившись за рукоять, Пьетро держал щит вертикально. Если Каррара начнет новую атаку, придется ему забыть о мече. Если он захочет поднять меч, ему придется спешиться и принять пеший бой. И то и другое было бы лучше нынешней ситуации. У Пьетро оставалось только одно оружие – серебряный кинжал длиною в пядь, позвякивавший на правом бедре. Вот бы подпустить Марцилио на соответствующее расстояние…
К удивлению Пьетро, Марцилио спешился. Держа в левой руке алебарду, он, как коршун, рухнул прямо на брошенный меч и потянулся к ножнам. Через секунду правая перчатка падуанца уже сжимала его собственный меч. Он дважды ударил мечом по древку алебарды. Древко хрустнуло, и вот в руках Марцилио оказался топор. Скомандовав коню возвращаться к оруженосцу, Каррара стал надвигаться на Пьетро, в одной руке держа меч, а в другой топор. Шлем скрывал лицо падуанца, виднелись только ослепительно белые зубы, еще ослепительнее казавшиеся в густом сумраке зимнего вечера. Клубы белого пара вырывались из-под забрала, как из пасти дракона.