Короли Вероны
Шрифт:
– Боже мой, Мари, ты, похоже, восстал из собственной могилы. Молодец. Наверно, в спешке мы проглядели еще какие-нибудь знаки. Возьми несколько человек, самых усталых, прочеши с ними окрестности. А мы продолжим копать. – Капитан указал на новый отряд.
Среди вновь прибывших был Баилардино. При виде Детто он разразился радостным воплем. Катерина передала ему мальчика, уже сонного. У Баилардино подкосились ноги. Он прижал сына к груди и не отпускал до самого утра.
Как было приказано, Марьотто взял факелы, собак, выбрал самых усталых солдат и повел их вниз по склону. Кангранде присоединился к маленькому
Он уже собрался догнать Марьотто, когда услышал крик:
– Синьор!
Кангранде резко обернулся.
– Вы их нашли?
– Нет, синьор! Сюда едет карета!
– Плевать на карету! Копайте!
Однако Кангранде сразу догадался, чья это карета. Голый по пояс, весь в грязи, он двинулся к дороге. Карета остановилась, и из нее под дождь вышла Джованна. Один из двоих плотных, дородных грумов-иностранцев не замедлил подстелить ей под ноги ковер. Второй грум раскинул плащ над головой госпожи. Не обращая внимания на усилия слуг, Джованна из рода Антиохов решительно зашлепала к мужу и остановилась, глядя ему в лицо. Покрытый глиной Кангранде шагнул к жене и поцеловал ее в щеку. Она отстранилась.
– Ты нашел мальчика?
– Нет. Зачем ты приехала?
– А ты зачем? – парировала Джованна. Временами в ее прекрасном лице прослеживались черты предка, железного Фридриха II.
Кангранде сверкнул зубами, ярче показавшимися еще на темном от грязи лице.
– У меня не было выбора. – Его ужас уступил место удивлению, когда за спиной Джованны показался Данте. Поэт с трудом выбирался из кареты через высокую деревянную дверь.
– Маэстро Алагьери, и вы уже знаете?
Приблизившись, Данте произнес:
– Я знаю, что мой сын где-то здесь, что веронская армия выиграла битву и что пропали дети. Мне бы хотелось услышать подробности.
– Да, Франческо, – пропела Джованна, – пожалуйста, просвети нас. Насколько мы поняли, перемирие с Падуей закончилось.
– Закончилось, но мне сейчас не до Падуи, – отвечал Кангранде. – Один из пропавших мальчиков, сын Баилардино, нашелся. Второго засыпало землей. Мы ищем его. С ним сир Алагьери, – мрачно добавил Кангранде.
Джакопо тотчас возник перед Капитаном. Он соскочил с коня и с криком: «Дайте лопату!» бросился к яме.
Ни один мускул на лице поэта не выдал его волнения.
– Скажите, велика ли вероятность, что они живы?
Кангранде открыл было рот, но тут раздался крик:
– Мы напали на след!
Данте бросился ко входу в пещеру впереди Скалигера. Увязая в глине, поэт и его покровитель пробирались к толпе у ямы.
– Что? Что там?
Один из солдат, сверкая в свете факела потным и мокрым лицом, поманил Скалигера.
– Мы слышали голос. Кажется, под землей поют.
– Поют? – Данте ничего не слышал из-за гула голосов спасателей.
– Тихо! Всем молчать! – рявкнул Кангранде.
Солдаты бросили копать и затихли, прислушиваясь. Они едва поверили ушам, когда различили слова:
Что там за топот?Это пехота!Это солдаты,Блестящие латы!Пел не один человек. Нет, голосов было два, и оба очень слабые. Схватив лопату, Кангранде с остервенением принялся рыть. К нему тотчас присоединились Данте, Джакопо и все остальные.
Перед ними появилась рука. За руку ухватились, однако хватавших было слишком много – под ними провалились остатки крыши, и рука исчезла. Тогда солдаты стали укреплять крышу туннеля. Рука снова выпросталась на поверхность. Они разрыли яму еще шире, все время выкрикивая имена Ческо и Пьетро.
– Мы здесь! – послышался слабенький голосок.
Лопаты заработали быстрее. Внезапно земля разверзлась, и Пьетро Алагьери сделал глубокий вдох. Он вдохнул отнюдь не самый чистый воздух, однако ему хватило вдоха, чтобы прийти в себя. Пьетро зажмурился, будучи не в силах различить ни одного лица после нескольких часов непроглядной тьмы.
– Пьетро! Ты цел? Как ты, сынок? – в один голос и одними словами воскликнули Данте и Кангранде.
Пьетро попытался рассмеяться, но закашлялся. Ему передали флягу с вином, но он только покачал головой. Он нырнул в нишу, где воздух сохранился за счет того, что упавшие балки образовали нечто вроде шалаша. Данте потянулся за сыном, однако Кангранде охладил пыл поэта, который мог своим весом обрушить «шалаш».
Из-под земли появилась голова, но она принадлежала не Пьетро. На поверхности оказался мальчик, черный как ночь, с глазами яркими, как две полные луны. Он огляделся по сторонам, точь-в-точь как Пьетро, и, точь-в-точь как Пьетро, в первый момент ничего не увидел. Впрочем, что-то подсказало мальчику: самый занятный из его взрослых друзей рядом.
– Ческо! – воскликнул мальчик.
– Ческо! – эхом отозвался Кангранде.
Он вытащил сына из-под земли и передал его ближайшему солдату, тот – следующему… Люди под дождем наглядеться не могли на чумазого малыша.
Катерина была тут же. Увидев приемного сына, она упала на колени.
Ческо взглянул на своего тезку, кашлянул и спросил:
– Что случилось с донной?
– Донна просто устала, – отвечал Кангранде. Он поднял мальчика над головой и провозгласил: – Скала!
Вокруг, сверху и со всех сторон солдаты, рыцари и крестьяне скандировали: «Скала! Скала! Скала!» Так стая диких зверей воет в унисон с вожаком, так первобытное племя, собравшись у костра, повторяет за шаманом непонятные слова заклинания.
Утром они шли в бой с именем Скала; теперь они приветствовали наследника своего правителя.
Джованна, успевшая скрыться в карете, несколько секунд наблюдала эту сцену, затем стала совещаться с грумами.
Поодаль солдаты помогли обливающемуся слезами и сыплющему проклятиями отцу вытащить из-под земли измученного, едва живого сына. Никто не понимал, что за бред слетает с губ Пьетро. Прошел слух, что от пережитого ужаса и напряжения сир Алагьери повредился в уме.
– Giacche, giacche, giacche, [73] – хрипел Пьетро, перемежая хрипы страшным смехом и слезами и не обращая внимания на склоненные над ним лица.
73
Ибо (ит.).