Короля играет свита
Шрифт:
— Как что?! — шепотом возопил Прошка. — Мессу они там служили! И это средь бела дня!
— Сколь мне ведомо, мессы и служат средь бела дня, такое бывает, а теперь парень спохватился — и на попятный. Как бы проверить? Да очень-просто!
— Вот что, дружище, — решительно сказал Алексей. — Ты прав: не холопье это дело — в господские дрязги встревать. Однако же позволить нашего князя дурачить какому-то шаркуну латинскому [34] мы тоже позволить не можем. Кажется, я придумал, как ему глаза открыть, только сначала я сам, своими глазами должен сие непотребство увидать.
34
Католичество часто называли просто латинской верою.
Расчет был прост: если Прошка наплел про свою ненавистную барыню семь верст до небес, он непременно сыщет предлог отказать Алексею. И наш герой был приятно удивлен, когда “братка” вдруг отчаянно махнул рукой:
— Лады! Только Флориашка на порог — я тебе дам знать. Поймешь, что я не вру. А там — там уж ты сам решай, как и что сказать барину и говорить ли вообще. Только я тебе в сем деле не помощник. А то знаешь, как хохлы говорят: паны дерутся, а у холопов чубы трещат. Так что хотите — деритесь, хотите — миритесь, а мое дело — сторона!
На том и порешили.
Январь 1801 года.
Французы чрезвычайно болезненно относились к тому, что их влияние в Индии уменьшалось пропорционально тому, как росло там, влияние англичан. Бонапарт давно помышлял о мощной захватнической экспедиции на юг, и лучшего союзника, чем. Россия, для этого трудно было сыскать.
Однако даже Первый консул с его склонностью к мгновенным решениям понимал, что дело требует тщательной подготовки.
Малороссияне сказали бы: “Це треба розжуваты”. Но русский император не желал ничего “жуваты”. Искать логику в его решениях было бессмысленно. Вчера он фанатично ненавидел Наполеона — сегодня воспылал к нему фанатичной привязанностью. И готов был на все, чтобы эту привязанность доказать! В Париже в конце февраля Бонапарт еще будет собирать сведения, справляться с картами, производить расчеты; в Петербурге 12 января Павел уже отправил атаману войска Донского генералу от кавалерии Орлову два рескрипта.
Никто ничего не знал, ни с кем дело не обсуждалось. Только граф Христофор Ливен, двадцатипятилетний военный министр, лично писал под царскую диктовку приказы, от которых у него самого волосы вставали на голове дыбом. Курьер в самом кабинете государя получил запечатанные конверты для отвоза на Дон, и Павел строго-настрого, под страхом смерти, запретил Ливену кому-либо сообщать о сделанных через него распоряжениях. Даже вездесущий Пален ничего не знал.
На другой день после отправки рескриптов Ливен слег. Генерал-майор Талызин, командир Преображенского полка, явился навестить своего старинного приятеля и нашел его в горячке. Подобно огненным письменам “мене, текел, фарес”, явившимся Валтасару, в бреду Христофору Александровичу виделись бредовые слова рескриптов:
“Англичане приготовляются сделать нападение флотом и войском на меня и на союзников моих — шведов и датчан. Я и готов их принять, но нужно их самих атаковать, и там, где удар им может быть чувствительнее и где они меньше ожидают. Заведения их в Индии самое лучшее для сего. От нас ходу до Индии от Оренбурга месяца три, а всего месяца четыре. Поручаю всю эту экспедицию вам и войску вашему, Василий Петрович [35] . Соберитесь вы с оным и выступите в поход к Оренбургу, откуда любой из трех дорог или всеми пойдите, и с артиллерией, прямо через Бухарин) и Хиву на реку Индус и на заведения английские, по ней Лежащие.
35
Имеется в виду атаман Орлов.
Войска, того края их такого же рода, как ваши, и так, имея артиллерию, вы имеете полный авантаж. Приготовьте все к походу. Пошлите своих лазутчиков приготовить и осмотреть дороги; все богатства Индии будут нам за сию экспедицию наградою. Соберите войско к задним станицам и тогда уведомьте меня, ожидайте повеления идти к Оренбургу, куда пришел, опять ожидайте другого — идти далее. Таково предприятие увенчает вас всех славою, заслужит, по мере заслуги, мое особое благоволение, приобретет богатство и Торговлю и поразит неприятеля в его сердце. Здесь прилагаю карты, сколько у меня их есть. Бог вас благослови. Есмь ваш благосклонный Павел.
Карты мои идут только до Хивы и, до Амударьи-реки, а далее ваше уже дело достать сведения до заведений английских и других народов, им подвластных”.
Юная, пятнадцатилетняя жена военного министра Дарья, в девичестве фон Бенкендорф, впервые видела своего сдержанного мужа таким. Казалось, ничто не может поколебать человека, взращенного самой Шарлоттой Карловной Ливен, фрейлиной Екатерины, назначенною ею воспитательницей к сыновьям и дочерям цесаревича Павла. Однако Христофор Александрович глотал слезы, словно ребенок, и бормотал, сжимая тонкую руку жены:
— Дашенька, знаешь, что было написано во втором рескрипте? “Индия, куда вы назначаетесь, управляется одним главным владелицей и многими малыми. Англичане "Имеют у них свои заведения торговые, приобретенные или деньгами, или оружием, то и цель — все сие разорить и угнетенных владельцев освободить и ласкою привесть России в ту же зависимость, в какой они у англичан, и торг обратить к нам”. Ласкою, понимаешь? А коли не захотят? Тогда как? Вступать в сражения, надо полагать? Не имея подвоза продовольствия и боевых припасов, во враждебной стране, будучи изнуренными долгим и трудным походом… У нас ведь нет толковых карт. Мы даже не ведаем местности, по которой предстоит пройти войску!
Его молоденькая жена, до смерти испуганная, наивно пыталась возражать:
— А ну как местность там благоприятная? Ну как взятое с собой вооружение удастся сохранить без применения?
— Как же, удастся! — всхлипнул несчастный военный министр.
— Ведь в последнем рескрипте нашим казакам заодно предписывалось: “Мимоходом утвердите за нами Бухарию, чтобы китайцам не досталась. В Хиве вы освободите столько-то тысяч наших пленных подданных. Если бы нужна была пехота, то лучше вы бы одни собою все сделали”. Ты слышала?! “Мимоходом утвердите Бухарию!” — залился Ливен горячечным, истерическим, смехом, но осекся, увидав некую темную фигуру, которая вдруг„возникла в углу спальни несдержанно наклонив голову, проследовала за дверь.
— Кто здесь? Кто здесь был?
— Христос с тобою, милый! — крестила его жена.
— Это ведь Петр Александрович, друг твой, Талызин!
— Талызин? — Глаза Ливена сделались безумны. — Когда он пришел? Он что, все слышал, что я говорил?
— Да уж наверное, он тут не меньше часу пробыл, — вконец перепугалась Дарья Христофоровна.
— Чего ты боишься, он ведь друг твой!
— Я погиб, — заплетающимся языком пробормотал военный министр. — Я погиб. Теперь с часу на час нужно ждать ареста. Он донесет…