Коромысло Дьявола
Шрифт:
Ханжеское, облыжное подражание Христу равнозначно языческой скверне богоравенства нечестивых людишек, а самопочитание себя полубогом превращает мирянина в получеловека и так далее в недочеловека-изувера, глубже и глубже увязающего в сатанинской натуральной гордыне и самомнении… А там уж один маленький шажок остается до того, чтобы во веки веков погубить душу, увязнув в природной магической скверне и в богомерзостном естестве человеческом, отрицающем вечное и превозносящим преходящее, тленное, перстное.
Вдумайся в то,
Еще более бесчинные грешники и грехоносцы, коим несть спасения, суть атеисты и материалисты, поклоняющиеся тварной природе человеческой яко естеству Диавола и Коромысла его…
Инквизитору Филиппу достало мгновения, чтобы в пронзающем восприятии и в пристрастном прорицании выявить всю подноготную богомерзкого поводыря сектантов, обосновавшихся в православном храме:
«Итого: объект — Максим Аркадьевич Весеняко, 22 года, белоросс из ятвягов. Не крещен. Вероисповедание атеистическое.
Официально в миру — причетник церкви Святых княже Димитрия Донского и Сергия Преподобного.
В тождестве мага не инициирован.
Участие в семи убийствах под видом жертвоприношений. Не гнушается каннибализмом, употребляя в пищу исключительно мужские половые органы.
Два ритуальных убийства женщин во время коитуса посредством удушения…»
В тот день накануне Рождества Христова по григорианскому календарю инквизитор закончил расследование. Практически он достаточно подготовился к ликвидации и упразднению разбойничьего вертепа смертных грехов человеческих в совокуплении с колдовской природной порчей.
По глубокому убеждению рыцаря Филиппа, суд и расправу над гнусными нечестивыми грешниками ему должно вершить в ипостаси Божьего витязя, возвращающего Дому молитвы его духовное предназначение. «Даруй мне, Господи, воздвиженье на Кресте Пречестный и Животворящий, изгоняюще татьбу из храма Твоего… Ныне к полуночи…»
По хрустящему, искрящемуся под солнцем свежевыпавшему снежку погруженный в раздумья инквизитор двинулся прочь от церковного двора.
Никому нет дела до того, что какой-то невзрачный старик с палкой, уходя, осенил крестным знамением храм Божий. Мало ли? Может, он так креститься? Или обряд у него такой…
Филипп Ирнеев обычно мало внимания уделял погоде. Не больше, чем того требовали дорожные природные условия. Как когда-то влачился пешеходом по мокрым, грязным, сопливо-слизистым улицам, он уж подзабыл в надменности автомобилиста.
Уж сколько лет, сколько зим смена времен года для него знаменуется не облетевшей листвой деревьев или улетающими на юг птицами, но заменой летней резины на зимнюю. Осень теперь у него наступает чаще всего в ноябре, и ее быстро сменяет зима, как только выпадает первый, второй, третий снег и леденеет асфальт на дорогах.
Крестьянином он никак не был и в последних числах ноября ничуть не торжествовал по дороге от дачи Вероники в город, обновляя колесами путь по высыпавшей с утра снежной крупе:
«Параша, пороша — один хрен, в редьку не слаще… Некрасов, из рака ноги, назови ее Прасковьей…»
Благонамеренное и благословенное пребывание в асилуме улучшило его настроение. Как и две рюмки «Метаксы» с чашкой кофе. Жаль, не намного и ненадолго.
Выбираться наружу в мерзкую городскую слякоть, плыть всеми четырьмя полноприводными колесами в жидкой грязи, ехать на учебу — ему очень даже не хотелось. Хотя надо.
«Как ни противно, но в миру — мирское. Кто скажет, что природа не Дьявол, а Бог, на месте развоплощу гада, в тотальный распыл у меня, сволочь, пойдет. Без покаяния в ядерный врасщеп…
Даже у секуляров природа есть библейское смертоносное проклятье первородного греха змея Сатаны, блудливой бабы Евы и ветхого придурка Адама…»
В машине к Филиппу вновь вернулось чувство смутного беспокойства. Но сейчас он его не связывает ни с дорожной обстановкой, ни с неизбежной данью ретрибутивности в эзотерическом существовании, неотделимом от его мирской жизнедеятельности.
Дарования инквизитора, схематическое предзнание или вероятностная прогностика нисколько не помогали обретению эпигностического понимания и душевного спокойствия, если три раза кряду он не смог чего-нибудь вспомнить из видений, посетивших его в асилуме. Ровным счетом ничего, кроме самого факта, что они были, имели место. «И ни малейшего тебе предвосхищения».
Причем всякий раз он находил на стойке бара в убежище, устойчиво не менявшем первоначальных декораций кофейного заведения, по пачке девятимиллиметровых патронов к личному рыцарскому оружию. Боеприпасы к Филомату оставались такими же, неизвестно для чего или для кого предназначенными. Все те же гильзы и пули из черного, похожего на вороненый, металла. На закруглении каждой пули — смертельно крестообразный надрез, зеркально поблескивающий.
Безмолвствующий Регул тождественно не оправдывал своего имени Вещего Прознатчика.
Арматор Вероника суеверно отказывалась обсуждать эту тему. Мол, негоже рассуждая осуждать.
А прецептор Павел только сокрушенно разводил руками:
— Наши убежища и святилища, друг мой, следует воспринимать такими, какие они есть.
По дороге в «тот еще пед и бред» Филипп было решил, что наилучшим способом приподнять настроение, обрести бодрость духа и плоти станет работа. Если у него в округе нынче тишь да гладь, то стоит напроситься в какую-нибудь бурную авантюру где-нибудь в теплых краях, в жарком и сухом климате.