Корона Анны
Шрифт:
– А что будет после того, как я напьюсь? – спросил Мартин, глаза его вдруг широко раскрылись и перестали моргать. Две луны упали в них.
– Я проделаю приблизительно такой же фокус, что и Сальери, отравивший Моцарта. Я сброшу тебя с этих камней, – Давид кивнул туда, где о край пирса разбилась волна, обдав их брызгами. – А роман заберу и издам под своим именем. Я это замыслил давно, когда ты прочел мне свою первую главу. Иначе зачем, думаешь, я с тобой вожусь все это время?
– Ты не сможешь этого сделать, – тихо, но очень твердо произнес Мартин.
– Почему
– Все равно ты этого не сделаешь. Я тебя хорошо знаю.
– Что ты обо мне знаешь?! Что? Ты даже не знаешь, сколько денег я трачу теперь на мыло, чтобы избавиться от проклятой вони, исходившей от тебя и передавшейся мне? Разве ты знаешь, что мне приходится сторониться людей, потому что от меня разит мусорными контейнерами, блевотиной, мочой, гнилью, дохлыми крысами, урнами, в которых ты рылся столько лет?! Твоей вонью пропиталась вся моя квартира, мой редакторский кабинет, моя душа!
– Перестань зариться на мой крест, и ты станешь пахнуть, как куст сирени, – совсем тихо промолвил Мартин и растворился.
Глава 6
Трудно сказать, сколько книг в товарообороте магазина «Вarnes & Noble», что в Нижнем Манхэттене. Наверное, тысяч десять. Может, и все сто. Книги на любой вкус: проверенная веками классика и мимолетные, как яркие мотыльки, однодневки. Какой из авторов не мечтает презентовать там свою новую книгу?!
...Проходя вдоль стеллажей, Лара смотрела на корешки книг. Иногда брала какую-то из них и, перелистав, ставила обратно. На лице ее – волнение от предвкушаемого радостного события. Но сквозь радость проглядывала тревога.
Лара подошла туда, где в свободном пространстве в несколько рядов стояли стулья и широкий стол. На столе в три колонны возвышались книги в суперобложке: «Давид Гинзбург. Нью-Йоркский бомж»; рядом стояла тележка, полная этих же книг.
Мужчина, сотрудник магазина, любезно сказал Ларе, что если понадобится, если вдруг непредвиденный фурор, со склада можно будет притащить еще, там этих «бомжей» – полно. Но до такого, он думает, вряд ли дойдет, – ведь автор без имени. Лара вежливо возразила, что на эту книгу вышло немало рецензий в прессе. Разговор их прервался – мужчина пошел к дверям, где посетители уже донимали сотрудников вопросами, где будет презентоваться новая книга даровитого русского автора.
Вид пришедших книголюбов подействовал на Лару успокаивающе. Не зря, значит, старалась. Не зря пустила в ход свои связи: нашла известного переводчика, организовала рекламу; ради этого пришлось даже переспать с Джимом, брат которого работает в известном издательстве и имеет знакомства в масс медиа. Рецензия в «Нью-Йорк таймс» Ларе запомнилась особо: «Давид Гинзбург наделен ярким писательским даром, позволившим ему – московскому интеллектуалу, столь правдоподобно изобразить жизнь чеха-алкоголика, который долгие годы бродяжничал
Но что с Давидом? Уже все рассаживаются, менеджер стучит пальчиком по микрофону, и глухой звук «дух-дух-дух» разносится по всему огромному магазину. А Давида нет.
Поправив блузку в поясе брюк, Лара начала выравнивать и без того ровные стопки книг на столе. Где же этот черт?! Где его носит?! Или он и сегодня выкинет очередной фортель? Дикие выходки Давида в последнее время стали просто невыносимы. Пьет едва ли не каждый день, шляется бог весть где, разыскивая какого-то Мартина. А эта его паранойя с запахами!..
Вскоре Лара шла следом за рослым охранником в униформе.
– Нет-нет, вы ошибаетесь, это невозможно, – повторяла она сконфуженно.
Остановились перед металлической дверью в тыльной части магазина. Охранник провел пластиковым пропуском по щели электронного приемника, и дверь открылась.
– Боб, ты еще здесь? Я думал, ты уже ушел, – сказал ему другой охранник.
– Хотел уйти, но задержали какого-то пьяного придурка. Пришлось ненадолго остаться, – ответил Боб. – Идемте, мисс, – обратился он к Ларе, пропуская ее вперед, в хорошо освещенную комнату.
– Да... Да... Да... – застряло в ее горле.
Давид сидел на стуле, судорожно сжимая в руках какой-то старый рюкзак. Вид имел безобразный: взъерошен, небрит, на одутловатом лице – свежие царапины, белая футболка вся в пятнах.
Стол был уставлен баллончиками с дезодорантами.
– Скажи этим болванам, кто я.
– Это – Давид, известный писатель... – пролепетала Лара.
Охранники недоуменно переглянулись.
А на лице Давида возникла пьяная улыбочка. Наклонившись, он заглянул под стол:
– У вас тут, ребята, гляжу, тоже крысы бегают. Вон – еще одна побежала. Как тебя зовут? Анечка? Иди ко мне, кис-кис-кис. Ги-ги-ги! – он громко расхохотался.
Охранники стояли в нерешительности, не зная, что предпринять.
– Боб, давай отдадим ему его барахло, и пусть убирается. Мисс, вы бы не могли его сейчас забрать? Или мы будем вынуждены вызвать полицию.
– Давид, вставай и пошли отсюда, – приблизившись, Лара стала гладить его по голове. – Ты же обещал, что не будешь пить. Ты же клялся здоровьем сына...
Давид долго тер мутные глаза. Потом тихо заговорил:
– Сейчас я все расскажу. Правду и только правду... Это случилось полтора года назад. Мартин позвонил мне по телефону, сказал, что его можно поздравить – он закончил роман. Я взял такси и поехал туда, на пирс... – Давид ненадолго умолк, припоминая ту ужасную ночь. – Был сильный шторм. Мартин сидел на камнях. Он был смертельно уставшим, но неописуемо счастлив, смеялся, как безумный... Я дал ему бутылку пива, потом виски. Он сильно напился. Я хотел уйти и больше никогда его не видеть... Но на камнях лежал рюкзак с его законченным романом. Вот этот проклятый рюкзак! – Давид схватил старый рюкзак и стал бешено его трясти. – Арестуйте меня! Посадите меня в одиночную камеру! Скажите всем, что я самая большая в мире бездарность! Идемте со мной туда, на пирс!