Корона и эшафот
Шрифт:
На следующий день Учредительное собрание приняло декрет о суровом наказании «мятежников» и постановило начать судебное преследование участников демонстрации 17 июля.
Расстрел на Марсовом поле имел большое политическое значение. Впервые с начала революции одна часть бывшего третьего сословия с оружием в руках выступила против другой. Крупная буржуазия силой оружия пыталась подавить своего недавнего союзника — народ. Расстрел 17 июля, как и происшедший накануне раскол Якобинского клуба, означал конец относительного единства, существовавшего ранее внутри третьего сословия, означал открытый раскол третьего сословия.
Сбросив с себя фальшивые маски, встав открыто на путь вооруженного подавления народного движения, правое
Учредительное собрание почти полностью восстановило власть Людовика XVI и дало ему 13 сентября подписать конституцию. 30 сентября Учредительное собрание разошлось. Король в манифесте по поводу роспуска Собрания решился заявить, что «наступил конец революции». Но в одном из последних своих выступлений в Учредительном собрании — 1 сентября — Максимилиан Робеспьер произнес знаменательные слова: «Нам предстоит или снова впасть в прежнее рабство или снова браться за оружие». И когда депутаты Учредительного собрания расходились с последнего заседания, народ устроил горячую овацию Робеспьеру. Народ связывал с именами демократов будущность революции.
Ожесточенная борьба различных политических группировок в Учредительном, а затем в Законодательном собрании проходила на фоне все более осложнявшегося внешнеполитического положения страны.
Против революционной Франции ополчилась вся реакционная Европа. Монархи Австрии, Пруссии и других держав усиливали свои военные приготовления, намереваясь вооруженной рукой задушить «взбунтовавшийся» Париж. Весной 1792 года войска интервентов вторглись в пределы Франции.
20 апреля 1792 года Франция объявила войну Австрии и Пруссии и призвала народ к оружию.
Огромный патриотический подъем охватил всю страну. В кратчайшие сроки формировались все новые и новые батальоны добровольцев и с задорной песенкой «Caira», с воинственной «Карманьолой» на устах по всем дорогам Франции маршировали к восточным границам. В Париж вступали отряды федератов из провинции. Марсельцы пришли с новой «Песней Рейнской армии» — воплощением народного гнева и отваги. Созданная Руже де Лиллем, она прошла с марсельскими батальонами через всю страну в Париж и через несколько месяцев под названием «Марсельезы» стала боевой песнью революционного народа, поднявшегося на защиту родины.
После первых неудач победа при Вальми открыла путь к успехам французской революционной армии.
Народное негодование было не только против иностранных завоевателей, вступивших на землю Франции. Народ обрушивал свой гнев и против внутренней контрреволюции и измены, прокладывавших врагу дорогу в Париж. Народные собрания, помещения заседаний секций были переполнены; здесь кипели страсти. Народ, понявший, что от него зависит спасение страны, хотел прежде всего обезопасить тыл. Революционным инстинктом он чувствовал измену и угадывал ее в Тюильрийском дворце.
Якобинцы — вожди революционной демократии — Марат, Робеспьер, Дантон организовывали и направляли народное движение. Марат, давно уже разоблачивший контрреволюционную и антинациональную роль двора, в начале июня потребовал, чтобы король и королева были взяты в качестве заложников. Робеспьер в это же время в своей газете «Защитник конституции» и в Якобинском клубе бросает и другой лозунг — созыв Конвента. Робеспьер разоблачает Законодательное собрание, он нападает на него за то, что оно «не боролось против опасности, угрожающей отечеству», он требует, чтобы Собрание уступило свое место демократически избранному Конвенту, который изменит и исправит конституцию. Дантон, проявивший в эти дни огромную энергию, ратует за отмену деления граждан на активных и пассивных.
Призывы якобинских вождей восторженно подхватывались массами. Не только в Париже, но и в провинции росло и ширилось движение против изменника-короля. Из Марселя и других городов в Законодательное собрание направлялись петиции с требованием отречения короля. Крестьяне, почувствовавшие опасность восстановления власти феодалов-помещиков, шли добровольцами в отряды, поддерживали демократические движения городов.
В Париже в середине июня начали возникать и складываться новые революционные органы. Особенно важную роль играло собрание комиссаров секций Парижа. С 23 июня оно стало регулярно собираться в здании муниципалитета, явочным порядком присвоив себе права нового революционного органа Парижа — революционной Коммуны. Руководящая роль в этих революционных органах принадлежала якобинцам и кордельерам. «Сколько величия было в этом Собрании! — писал Шометт о Коммуне в записках о восстании 10 августа. — Какие высокие порывы патриотизма видел я, когда обсуждали вопрос о низложении короля! Что такое было Национальное собрание с его мелкими страстями… мелкими мерами, с его декретами, задержанными на полдороге… в сравнении с этим собранием парижских секций».
Жирондисты были напуганы размахом движения, но, боясь потерять всякое влияние в массах, пытались примкнуть к нему, чтобы сохранить контроль над событиями. В то же время жирондистские вожди в эти решающие дни антимонархического движения тайком давали советы королеве, все еще надеясь спасти монархию.
В 20-х числах июня требования свержения Людовика XVI становятся все более настойчивыми. Парижские секции, депутации из провинций требуют от Законодательного собрания действий. 25 июня на трибуну Законодательного собрания поднялась Клэр Лакомб, провинциальная актриса, одна из будущих руководителей движения «бешеных». Она потребовала отрешения от власти Людовика XVI, отставки Лафайета и заявила о своем желании вступить добровольцем в ряды армии. Такие же или сходные требования исходили от многих патриотов и целых организаций. Напуганное и растерянное Собрание, утратившее всякий авторитет и реальную власть, все еще пыталось оттянуть неизбежную развязку.
3 августа в Париже стал известен манифест командующего армией интервентов генерала прусской службы герцога Брауншвейгского. Герцог Брауншвейгский раскрывал до конца цель иностранного вторжения. От имени австрийского императора и прусского короля манифест возвещал, что «соединенные армии намерены положить конец анархии во Франции: восстановить законную власть короля и покарать бунтовщиков». Манифест предупреждал, что, если король и его — семья будут подвергнуты малейшему оскорблению, Париж будет предан военной экзекуции и полному уничтожению.
Король и интервенты рассчитывали этим манифестом запугать французский народ. Но они ошиблись. Манифест лишь вызвал взрыв народного гнева и ускорил и без того неизбежное восстание.
В адрес Законодательному собранию комиссары 48 секций Парижа потребовали немедленного низложения Людовика XVI и созыва национального Конвента. Но, уже не возлагая больше надежд на Собрание, трусливо пытавшееся защитить короля, парижские секции с 5 августа стали открыто готовиться к восстанию.
В ночь с 9 на 10 августа над Парижем загудели колокола, раздались пушечные выстрелы. С полуночи народ начал собираться в секциях, а утром вооруженные отряды двинулись к Тюильрийскому дворцу. Комиссары революционной Коммуны, взявшие всю полноту власти в городе, возглавили движение. На подступах к дворцу завязался жаркий бой между восставшим народом и отрядами наемников-швейцарцев. В рядах восставших было убито и ранено около 500 человек, но дворец был взят штурмом. Король отдал себя под защиту Законодательного собрания.