Корона и эшафот
Шрифт:
Я ничего не сказал о Марии Антуанетте. Ее имя не упоминается в декрете, послужившем причиной настоящего доклада; оно не могло и не должно было упоминаться в этом декрете. Разве она вправе смешивать свое дело с процессом Людовика XVI? Разве голова женщин, носивших имя королевы Франции, когда-нибудь была более священна и неприкосновенна, чем голова любого бунтовщика или заговорщика? Когда придет ее черед, вы решите, есть ли основание возбуждать против нее процесс, и в этом случае предадите ее обыкновенному трибуналу. Не упоминал я также и о Людовике-Карле [11] . Этот ребенок пока еще невинен; он не мог принимать участия в кознях Бурбонов. Вы должны решить его участь сообразно интересам республики. Вам придется высказаться по поводу великой мысли Монтескье: «В некоторых странах, где особенно высоко ценится свобода, есть законы, нарушающие
11
Малолетний сын Людовика XVI, известный в истории под именем Людовика XVII.
Может быть, недалеко время, когда для свободных народов не будет надобности в подобных предосторожностях. Потрясение тронов, даже наиболее устойчивых, кипучая и плодотворная деятельность армий французской республики, политическое электричество, которым заряжен весь род человеческий, — все предвещает нам близкое падение монархов и восстановление обществ на их первобытных основах. Тогда тираны, которые избегнут мести народов и не будут подвергнуты примерному наказанию, смогут без всякого ущерба для человечества влачить свое позорное существование. Тогда эти деспоты и всякий, кому вздумается им подражать, будут так же безвредны, как Дионисий [12] в Коринфе.
12
Сиракузский тиран (IV в. до н. э.), свергнутый с престола и изгнанный народом.
Я предлагаю вам от имени Комитета законодательства издать декрет на следующих основаниях: 1) Людовик XVI подлежит суду; 2) он будет судим Национальным Конвентом; 3) трем комиссарам, избранным из среды Конвента, поручается собрать все документы, сведения и доказательства, относящиеся к процессу Людовика XVI; 4) комиссары составят обвинительный акт; 5) если Собрание одобрит этот акт, он будет напечатан и вручен Людовику XVI и его защитникам, избранным по желанию обвиняемого; 6) если Людовик XVI потребует сообщения подлинных документов, то они после снятия копий будут отправлены к нему в Тампль, а затем возвращены в Национальный архив двенадцатью комиссарами Собрания; 7) Национальный Конвент назначит день для допроса Людовика XVI; 8) Людовик XVI лично или через посредство защитников предоставит свою защиту, устную или письменную, за собственноручной его подписью и, наконец, 9) Национальный Конвент вынесет приговор поименным голосованием».
Доклад Меля вызвал бурное одобрение со стороны большинства Конвента. Бийо-Вареннпредложил собранию немедленно постановить, что Людовик XVI может и должен быть предан суду. Но это предложение встретило отпор со стороны жирондистов, которые находили такой декрет преждевременным. По их настоянию Конвент решил предварительно обсудить дело с принципиальной стороны. Начало прений было назначено на 13 ноября.
Вопрос, к обсуждению которого приступил Национальный Конвент, был поставлен Легиономв следующей форме: «Может ли король подлежать суду?» Первым взял слово представитель правой, Мориссон.
«Граждане, когда перед нами вопрос величайшей важности, вопрос, стоящий в тесной связи с политикой и принципами карательного правосудия, то мы не должны принимать определенного решения прежде всестороннего рассмотрения этого вопроса. И если иной оратор выскажет мнение, несогласное с мнением большинства, то его именно мы и должны выслушать с наибольшим вниманием. Ошибка часто бывает полезна для выяснения истины; это — тень на картине, она нужна для обрисовки контуров. Я указываю вам на это, граждане, в своих интересах. Мое мнение, по-видимому, изолировано, оно противоречит мнению огромного большинства. Но долг повелевает мне заглушить самолюбие; характер наших прений таков, что даже мои ошибки могут принести пользу. Итак, я прошу вас во имя отечества выслушать меня спокойно, как бы возмутительны ни показались вам некоторые из моих соображений.
Граждане, я, как и вы, проникаюсь величайшим негодованием, мысленно перебирая все измены и преступления Людовика XVI. Первым моим желанием и, конечно, самым естественным было бы заставить это кровожадное чудовище искупить свои злодеяния в самых жестоких муках — он заслужил их, я знаю. Не на этой трибуне, где я выступаю как представитель свободного народа, ищущего своего счастья лишь в актах гуманности и правосудия, в актах великодушия и милосердия — ибо вне их нет счастья, — на этой трибуне я должен отречься от самого себя, чтобы повиноваться лишь голосу разума, чтобы сообразоваться лишь с духом и постановлениями закона. Здесь главным моим помышлением должны быть интересы сограждан — этот единственный предмет всех наших совещаний.
Ваш Комитет законодательства, к которому я имею честь принадлежать, задался целью обсудить следующие вопросы: подлежит ли суду бывший король? кто должен судить его? каким образом можно судить его? А я, граждане, не уклоняясь от главного предмета настоящих прений, предложу, со своей стороны, другой ряд вопросов, из которых только первый находится в числе вопросов, поставленных вашим комитетом. Подлежит ли суду Людовик XVI? Я обсуждаю этот вопрос среди народа, который беспрепятственно пользуется своей верховной властью. Я отнюдь не намерен оспаривать его прав и всегда сумею уважать их; но эти права имеют границы, тем более священные, что они указаны самой природой на благо всего человечества.
Единственный закон, которому подчиняется самодержавный народ, это его верховная воля. Но так как направление этой воли обусловливается исключительно стремлением народа к своему благу, а благом для него может быть лишь то, что справедливо, — то его права необходимо ограничены обязанностями, налагаемыми на народ его же собственной справедливостью. Этими принципами я намерен руководиться при рассмотрении вопроса, подлежит ли суду Людовик XVI. Я прекрасно знаю, что короли, по смыслу своего избрания, являлись лишь делегатами народа, обязанными наблюдать за исполнением общей воли и охранять общественное спокойствие всеми средствами, какие находились в их распоряжении; я знаю, что король, провинившийся в измене или в другом преступлении, некогда действительно нес ответственность. Это вполне понятно, ибо в первобытных союзах люди искали только взаимных выгод, а общие интересы, бесспорно, требовали наказания изменников и злонамеренных лиц. Но право судить королей — право неотъемлемое, ибо оно находится в тесной связи с народным суверенитетом, однако на практике подвержено некоторым изменениям. Так, например, нация может постановить известной статьей своего общественного договора, что, несмотря на ее безусловное право выносить приговор при на-7 личности преступления и виновного, обвиняемый будет подвергаться суду и наказанию только на основании положительного закона, изданного до совершения им преступного действия. Так, соседи наши, англичане, с давних пор оправдывают своих преступников во всех случаях, не предусмотренных положительным законом. Так и у нас, со времени введения суда присяжных, был бы оправдан величайший преступник, если бы в уголовном кодексе не нашлось соответствующего закона.
Скажу больше, и это вытекает из моих принципов: данная нация, из суеверия, из невежества, из побуждений так или иначе понятого интереса, может объявить известное должностное лицо неприкосновенным и не подлежащим суду при исполнении своих служебных обязанностей; она может постановить, что, в случае преступных действий с его стороны, единственным наказанием для этого лица будет отрешение от должности. Однако здесь нужно прибавить, что подобное решение может связать народ лишь постольку, поскольку он выражает желание исполнять его.
Согласно нашим установлениям, для возбуждения процесса против Людовика XVI необходимо существование положительного закона, который мог бы быть к нему применен; но такого закона у нас не имеется.
Уголовный кодекс, отменив все предшествующие ему уголовные законы, установил смертную казнь для лиц, виновных в государственной измене. Людовик XVI, несомненно, виновен в государственной измене; он не раз явно нарушал присягу; он хотел поработить нас под ярмо деспотизма; он поднял против нас часть Европы; он предал наши крепости и имущество наших братьев; он умертвил наших благородных защитников; он всюду старался посеять анархию и беспорядок; он осыпал французским золотом наших врагов, составивших коалицию и поднявших оружие против нас; он был причиною гибели тысяч граждан, все преступление которых заключалось в любви к отечеству и свободе. Кровь этих несчастных жертв еще дымится вокруг этой ограды; она вопиет о мщении ко всем французам. Но здесь мы благоговейно преклоняемся перед законом; как бесстрастные судьи, мы хладнокровно ищем ответа в уголовном кодексе. И что же! Этот кодекс не содержит никаких данных, которые можно было бы обратить против Людовика XVI; ибо в эпоху его преступлений существовал положительный закон, представлявший оговорку в его пользу, мы находим этот закон в конституции.