Корона из желудей
Шрифт:
Сулис рассмеялась и улеглась на плед, глядя на устало бредущих через поле Саймона и Джоша.
Саймон упал рядом с ней и воскликнул:
— Какое удивительное место! Только посмотрите. — Он развернул к ним ноутбук. — Точность измерений Джонатана Форреста превосходит современную. Погрешность составляет три сантиметра! Этот человек — гений!
— Ты бы поел. — Ханна подвинула мужу пакет. — Там яйца и сыр. Хумус — для меня, не трогай.
Позже, когда Ханна с Саймоном, взявшись за руки, отправились побродить, Джош, сжимая банку колы, рассеянно
— Знаешь, кажется, я возвращаюсь в университет.
Сулис потрясенно уставилась на него.
— Правда?
— Ты не рада?
— Конечно, рада, болван. Но я думала…
— Саймон все устроил. Он классный. Мне дадут грант, нужно только заполнить форму. Саймон уверяет, что все получится. Не слишком большие деньги, но на жизнь должно хватить. Может быть, мне разрешат остаться в термах на неполный день. — Джош присел на корточки и посмотрел на поле. — В девяностых тут проводили съемку георадаром и обнаружили массу интересных вещей. Ямы для столбов, целых четыре сотни. Вероятно, когда-то здесь стояло громадное деревянное здание с дырой посередине крыши.
— Когда?
— В эпоху неолита. Это сейчас здесь все заброшено.
— Из тебя выйдет великий археолог, Джош.
— А из тебя — архитектор.
Они прыснули.
— Сулис, пора! — Ханна шла к ним через поле.
Спихнув Джоша на мокрый дерн, Сулис скатала плед. Джош поднял что-то с обглоданной овцами травы и запустил в нее.
— Что это?
Сулис поймала желудь.
— Но дерево мертво уже лет сто!
Желудь был живым и зеленым.
— Давайте посадим его, — сказала Ханна. — Кто знает, может, и вырастет.
Джош недоверчиво хмыкнул, но Сулис расковыряла ямку в земле, положила желудь в мягкую почву и сказала:
— Расти.
На обратном пути Саймон тихо похрапывал на переднем сиденье, Ханна, ведя машину, подпевала радиоприемнику, а Джош листал растрепанный буклет.
Сулис смотрела в окно на город, освещенный огнями фонарей, на улицы, окружающие священный источник, словно стражники.
Ей было жаль Кейтлин, но отныне она не станет оглядываться назад.
А когда-нибудь, возможно, шепнет Джошу свое настоящее имя.
ЗАК
Похороны учителя состоялись промозглым ветреным днем, в церкви, где он когда-то венчался.
Служба была торжественной и пышной. Все городские сановники прислали соболезнования, некоторые явились сами. Все устроил Ральф Аллин. Никогда не видел его таким подавленным, он даже постарел от горя. Владелец каменоломен тихо сидел, глубоко уйдя в воспоминания. Церковь заполнили разодетые дамы и влиятельные господа. Сидя на жесткой скамье, я проклинал их всех и каждого в отдельности. Творения Форреста принесли их городу славу и деньги, а они лишь презирали мастера.
Сильвия не пришла, хотя миссис Холл купила ей черное платье. Я боялся, что ночью Сильвия уйдет, замученная раскаянием.
Я знал, о чем она думает. Сильвия винила себя в смерти мастера, вбила себе в голову, будто Форреста убила ее опрометчивость.
Глупость, конечно. Мастер каждый день поднимался на леса, а приступы астмы постепенно расшатывали его здоровье. Но я понимал ее чувства — Сильвия очень его любила, любила так, как я никогда никого не любил.
Меня же терзали гнев и стыд. Я ведь и сам презирал учителя, а теперь, после его смерти, мог думать лишь о его доброте, горячности и одержимости. Неужели ему нужно было умереть, чтобы я осознал, как он мне дорог? Неужели я так глуп, что не понимал этого раньше?
Я должен был кое-что сделать, и я трудился всю ночь, разложив на рабочем столе мастера чертеж.
Осторожно, штрих за штрихом, я убирал искажения, все глупые изменения, которые сам же в него внес. Постепенно чертеж приобретал прежний вид. На стол падал свет от лампы, дом спал. Наверху, в комнате Сильвии, скрипнула половица, словно она беспокойно ходила из угла в угол.
Должно быть, я так и уснул за столом.
Кто-то тормошил меня за плечо.
— Зак, просыпайся!
Солнце уже взошло. По стеклу струились капли дождя. Шея занемела, я спал, положив голову на руки поверх чертежа.
— Который час? — простонал я.
— Семь. Миссис Холл скоро встанет. Попробуй.
Она поставила на стол дымящуюся чашку шоколада. Я сделал глоток, и обжигающая сладость напитка мгновенно прогнала остатки сна. Пока я пил, она рассматривала чертеж.
— Закончил?
— Да, — кивнул я, вытирая губы. — Откуда ты узнала, что я здесь?
Она выдавила улыбку, слабую тень ее прежней нахальной гримаски.
— Я тебя услышала. Ночью я спускалась и подглядывала за тобой в глазок, но ты так увлекся, что ничего не заметил.
Я поставил чашку на стол.
— Никто ничего не узнает. Когда-нибудь чертеж будут выставлять в музее. Чертеж Королевского круга, выполненный Джонатаном Форрестом. Люди будут восхищаться его мастерством и верной рукой. Больше я ничего не могу для него сделать.
— Кто знает.
Скатывая чертеж, я поднял глаза. Черное платье подчеркивало ее бледность, даже волосы, казалось, утратили блеск. Краснота и припухлость вокруг глаз исчезли, но я не сомневался, за последние дни она едва ли притронулась к еде.
— О чем ты?
— Пришло письмо. Сын мистера Форреста возвращается. Его корабль пришвартовался в Бристоле, и сейчас он на пути домой.
Я молча смотрел на нее.
— Он выгонит нас? — спросила Сильвия.
Хотел бы я знать.
— Я ни разу его не видел. Он может отказаться от моих услуг подмастерья, может оставить меня до окончания строительства.
Будущее Сильвии представлялось туманным. Каким бы ни был сын Форреста, он — не сам Форрест.
— Сильвия…
— Мы забыли еще кое-что. — Она склонилась над чертежом, закусив губу. — Метопы.