Корона кошмаров
Шрифт:
Он поднял голову. Земля шлепнула, когда его щека высвободилась, грязь осталась на лице и шее, стекала по груди, пока он поднимался на колени. Боль пронзила плечи и спину, но ничего не было сломано. Он осторожно повернулся к голосу, который стал стоном без слов.
В нескольких ярдах от него Фантомная ведьма сидела на коленях спиной к нему. Он заметил ее через туман обливиса, ее золотые волосы выделялись во мраке, хоть они и были спутанными и грязными. Она сидела на коленях у дерева, сжимала ствол, ее ладони рвали кору и гнилое дерево. Смола
Герард смотрел на те белые плечи — плечи Лизель, когда-то нежные и округлые, а теперь в красных линиях, словно она царапала их, пытаясь оторвать что-то невидимое от плеч. Она содрогалась от рыданий и дыхания. Казалось, она не замечала Герарда, а он встал на ноги и, шатаясь, подошел к ней сзади.
Он остановился на расстоянии вытянутой руки с неуверенностью. У него не было оружия — его меч остался, когда ведьма утащила его в другое измерение. Но даже с оружием он не смог бы навредить ей. Он снова услышал тот голос от нее.
— Фейлин? — тихо сказал он.
Она напряглась. А потом медленно повернулась и посмотрела на него, ее лицо было оскалом, выражение было чудовищным. Он невольно отпрянул на шаг, его сердце билось в горле. Но в следующий миг ее лицо вытянулось, выражение растаяло, другой дух бился за власть. Она обмякла, голова опустилась, руки сжали дерево.
— Фейлин, — сказал Герард и опустился рядом с ней. Он протянул руку, замер и взял ее за руку.
Ее тело дернулось от его прикосновения. Но ее пальцы переплели его пальцы, и она повернулась к нему, в глазах были слезы.
— Герард! — закричала она и прижалась к его груди.
Он притянул ее к себе, пока она рыдала. Он старался не думать о том, как просто она могла утащить его в Прибежище, и как быстро он мог умереть, и как он не смог бы даже помешать этому. Он старался думать только о Фейлин… Он любил ее раньше. Веселую Фейлин со смехом, похожим на звон колокольчика. Она могла танцевать ночь напролет, как цветок, кружащийся с весенним ветром. Фейлин… была его невестой. Он держал в руках не тело Фейлин, но ощущал ее душу внутри. Он узнал бы ее всюду, каким бы ни был ее облик.
Она перестала плакать. Она просто сжималась, держась за его рубашку, прижимаясь головой к его сердцу, как ребенок, который нуждался в утешении. Он держал ее, прижимался щекой к ее макушке, нежно сжимая руками, словно, если бы он держал ее близко и достаточно крепко, он мог еще спасти ее.
Но спасение было невозможным. Они оба знали это. И они просто сидели, тихие и испуганные, держались за то, что осталось между ними. Его тело дрожало. Кошмар, который он только что пережил, и яд в легких сделали его слабее, таким он еще никогда не был. И под этой слабостью его сердце колотилось, просило шевелиться, спешить к судьбе. Пока не поздно. Но он подавил те желания. Не было судьбы, видения, пророчества. Не в этот миг. В этот короткий миг была только Фейлин. И он был в этом миге с Фейлин.
Наконец, она отодвинулась и посмотрела в его глаза. Черты Лизель исказились, душа Фейлин смотрела из слезящихся глаз.
— Серина? — тихо спросила она.
Его горло сжалось с болью. Он видел перед глазами то белое неподвижное лицо на подушке, где он оставил ее. Такую холодную, хрупкую… недавно сломленную проклятием, с которым она не могла бороться.
— Она жива, — сказал он. Была жива пару часов назад, когда Террин встретился с ней в Дюнлоке. Он не знал, что стало потом с ней и всем замком. Словно убеждая себя, он повторил. — Она жива.
— Хорошо, — Фейлин кивнула, опустила подбородок к груди. Кудри Лизель упали по бокам ее лица. — Я… не хочу убивать ее, Герард. Не хочу.
— Знаю, — Герард нежно коснулся ее щеки. Все ее тело дрожало под его пальцами, и его душу сдавила печаль. Он хотел спросить ее о Террине. Он хотел спросить, что Фантомная ведьма сделала с его братом. Но он боялся ответа, не смог заставить себя произнести слова.
— Я… не знаю, смогу ли держаться дольше, — прошептала она. — Я так… устала. Так мало сил. Они сильнее меня. И злее.
Герард медленно кивнул. Он не знал, что сказать, так что держал рот на замке. Когда Инрен захватит власть, она убьет его. Ему стоило встать, ударить по телу, пока он мог, и поспешить покинуть это место. Но каким был смысл? Даже если он поднимет руку на Фейлин, он не знал, где он был. Его окружал огромный Ведьмин лес. Сверху не было солнца, света, звезды, которая помогла бы направить его. Только мрак и яд, сколько было видно.
Фейлин склонила голову, светлые ресницы трепетали.
— Они всегда говорили мне, что ты — Золотой принц. Ожившее обещание Богини, — в словах не было насмешки. Может, там был даже восторг.
Но она словно ударила Герарда по животу.
— Да, — сказал он, выдыхая. — Мне тоже говорили это. Но это не правда.
— Я это поняла, — ответила Фейлин, качая головой. — Я видела Жуткую Одиль, Яд. Она жива. Ее удерживают нити магии, но она жива. И она заберет корону. Ничто ее не остановит, даже Ведьмин лес.
— Я ее остановлю, — он не звучал уверенно. Но когда он сказал эти слова, что-то случилось… что-то изменилось в нем. Может, это его безумие толкало его глубже. Не важно. Слова сорвались с его языка, его сердце билось в ровном ритме, и он стал дышать легче, несмотря на яд в легких.
Он посмотрел на Фейлин, и ее она разглядывала его лицо.
— Ты не можешь ее остановить.
— Остановлю, — ответил он. — Но сначала мне нужно в Дулимуриан.
Фейлин замотала головой.
— Это уже не город Новой Богини. Он теперь принадлежит короне. Не сомневайся, Герард! Я видела этими глазами. Я видела стену вокруг города, стену живых лоз. Даже Одиль не может пройти. Пока что. Она… заставила ведьму перенести ее. Перенестись за стену. Это чуть не уничтожило нас.
Эффект ее слов был не таким, как хотела Фейлин. Герард, слушая ее предупреждение, ощутил, как ожила надежда.