Корона кошмаров
Шрифт:
ГЛАВА 8
Фейлин держала Герарда за руку, пока они шли по Ведьминому лесу, ее шаги были уверенными, хотя лицо было бледным. Мокрая земля цеплялась за ноги, каждый шаг подчеркивал влажный хлопок, и они двигались медленно, почти всю дорогу — вверх по склону.
Чем выше они забирались, тем дальше были деревья вокруг них. Герард вглядывался между веток, надеясь
Он поглядывал на спутницу, на милый профиль Лизель, выражающий строгость. На душу Фейлин, сияющую за чужими глазами. Он не пытался говорить с ней, а она — с ним. Что они теперь могли сказать друг другу? Он мог извиниться снова за то, что оставил ее в Ведьмином лесу на годы? Он мог оправдываться, сказать ей, как все убеждали его, что ее душа давно потеряна? Она могла извиниться за все смерти, которые принесла в Дюнлок в безумии и ревности?
Они были не теми юными возлюбленными, какими были в день их свадьбы. Четыре года были не большим временем, но они ощущались как жизнь. Возврата быть не могло. Ни для Фейлин, чье тело было мертвым. Ни для Герарда, чье сердце принадлежало другой.
Но они держались друг за друга даже так, их пальцы были переплетены. Соединены в последний раз под тенями деревьев Ведьминого леса.
Пейзаж плавно поднимался довольно долго, а потом резко оборвался глубоким ущельем, словно огромный монстр откусил кусок земли. Утес поднимался на сорок футов в высоту, оттуда было видно на несколько миль. Герард остановился на краю, сердце колотилось, он смотрел на развалины Дулимуриана, монолит и идола вдали, ладонь статуи тянулась к нему. Но он не мог долго глядеть туда.
Герард моргнул и отпрянул на шаг, но заставил себя опустить взгляд, посмотреть на основание утеса.
Монстры, что были ужаснее того, что мог выдумать смертный разум, кишели внизу, их разбитые тела были просто клетками для духов, горящих в них. Они кричали и ревели, гремели измученными голосами, которые рвали воздух и разбивали душу. Но даже это пугало не так, как та стена — живая стена черных лоз, которая возвышалась над их головами. Некоторые монстры пытались забраться по ней, но их быстро ловили, утягивали внутрь и давили. Куски кровавой плоти выплевывали на головы других чудищ.
Они не останавливались. Их крики не прекращались, шум не утихал, они бросались на стену, рвали ее. Магия вспышками била по черным лозам — огонь, проклятия и порывы ветра. Порой они немного поддавались, узкая брешь появлялась в стене. Но существа не успевали ворваться, лозы закрывали дыру, плотно переплетались.
Герард медленно покачал головой. Это был их временный союзник? Сам Ведьмин лес бился с отрядами Одиль, и только поэтому они еще не проиграли.
— Мне нужно пройти, — прошептал он так, чтобы не слышала Фейлин. Эти слова были только для него. — Мне нужно в город. К идолу, — если все, что он видел в видении Нилли было правдой, эта стена, хоть и прочная, не продержится долго. Одиль разобьет ее, а он должен ждать на другой стороне.
Он повернулся к Фейлин. Она стояла рядом, дрожала, как лист, глядя на монстров и лозы. Смертные глаза не должны были видеть такое, особенно веселые глаза, какие раньше были у Фейлин.
Герард поднял ее ладонь и прижал сверху другую свою ладонь, словно мог удержаться за ее дух. Она испуганно посмотрела на него.
— Ты можешь перенести меня? — спросил он. — Ты можешь… управлять своими силами?
— Не через это, — проскулила она, глада были круглыми на белом лице. — Я говорила, мы пробовали. Это нас чуть не убило.
— Попробуй еще раз, — Герард сжал ее ладонь. — Прошу, Фейлин. Попробуй. Со мной. Если мы не выберемся… — он утих и поежился. Моменты в Прибежище были все еще в его разуме, хоть память и пыталась подавить их. Он не мог представить судьбы хуже, чем застрять в том ужасе навсегда. Но он не застрянет там. Он пока не мог проиграть.
Он притянул Фейлин к себе, склонился, и его лоб почти задел ее лоб.
— Если мы не выберемся, Фейлин, — мягко сказал он, — мы пропадем вместе.
Она заскулила снова и опустила голову, закрыла глаза, пока монстры кричали и умирали внизу. Герард боялся, что она снова возразит или просто рухнет на землю рядом с ним. Но она вытащила из складок изорванного платья черный кристалл. Якорь проклятия. Она стала произносить над ним странные слова на языке, который Герард не знал, двигая пальцами в сложном узоре над кристаллом, словно сшивая невидимые нити. Было странно видеть это. Магия. Она колдовала, и он не видел этого без теневого зрения, но почти мог ощутить в воздухе вокруг них.
Фейлин присела на корточки и вонзила камешек в землю между своих ног. Она встала, повернулась к Герарду и взяла его за руки.
— Готово, — сказала она. — Это мой последний якорь. Если… Ведьмин лес не пропустит нас, он должен быть достаточно сильным, чтобы вернуть нас. Но… — она не закончила. И Герард был благодарен ей.
Он притянул ее к себе, обвил руками, ее голова была у его колотящегося сердца.
— Фейлин, — сказал он в ее волосы, пока она сжимала его. — Фейлин, я…
Мир порвался.
Тьма была со всех сторон. Тьма, ужас, его душа извивалась. Крики — его и несметного множества других. Они были бесконечными.
Фейлин. Где была Фейлин? Он потянулся ощущениями и почувствовал ее душу в своих руках. Он как-то сохранил тут физический облик в нефизическом мире, они вместе следовали оп ее темным путям.
В прошлый раз он был в Прибежище лишь миг. Этот раз был дольше. Может, два мгновения. Но ощущалось хуже. Он ощущал сопротивление огромного ужасного разума, готового оттолкнуть их или раздавить. Но сопротивление вдруг стало интересом. Герарду показалось, что он услышал голос:
«Ах, вот и ты. Я ждала тебя…».
Герард падал, кувыркался по каменным ступеням. Он смог закрыть голову рукой, но не мог остановиться, пока не докатился до ровной поверхности. Все кости в теле были ушиблены, а мышцы растянуты. Его кожа была в кровавых царапинах и синяках. Он повернулся на спину и посмотрел на далекое небо, где медленно кружился обливис. А по краям от него были…
Башни. Разбитые здания и арки из черного камня. Облидита.
Он сел, охнув, и огляделся. Руины Дулимуриана окружали его — улицы и здания, мосты и пустые каналы. Все было разбито, половину поглотила черная грязь. На монолите в центре города стоял идол Одиль, возвышаясь надо всем. Он был на коленях, без головы. Но все еще превосходил все вокруг.