Корона кошмаров
Шрифт:
Но это было не важно. Не тут.
Тут была только тишина. Пустота. Без формы, кроме ее личности, застрявшей в центре пустоты. Она была всем, что существовало, одинокой вселенной.
А потом… чувство. Не ее.
Сущность.
Радость.
Вспышка жизни и звука ударила по ее ощущениям. Айлет пыталась поднять руки, закрыть глаза, подавить это. Но у нее не было ту ни ладоней, ни глаз, она не могла остановить это. Радость гремела в ней, обвивала ее душу. Она ощущала, как черные нити впились в ее зрение, открыли его шире, заставили ее видеть глубже. Во тьме духа и чужом существовании. Воспоминания…
Она видела
Проходили века. Города поднимались, двигались по миру, как звезды в небе, поднимались в атмосфере, парили свободно во тьме ночи. Существа летали между ними, существа из материи, мерцающие души содержались телах-клетках. Они путешествовали по воздуху и пространству в повозках, которые Айлет не могла описать. Они были из огня, магии и живого эйтра. Существа, которые ехали в них, управляли ими, были потрясающими.
Она попыталась говорить. У нее не было рта, но она пыталась выдавить слово, которое едва мог озвучить ее смертный язык. Илдрир.
Она моргнула…
…и больше веков прошло. Города падали, сияющие башни рушились в шарах огня с неба, ударяли по земле, посылали волны разрушений. Реки эйтра лились из трещин, проникали в глубины мира, пропадали в жаре его ядра. Духи носились по воздуху, крича свои чаропесни, во тьме сверкали разные краски теней.
Айлет ощущала печаль. Гнев. Отчаяние. Не свои, но они текли в ней, настоящие, как кровь в ее венах. Прибежище широко открылось. Не маленькой трещиной, как она видела много раз. Нет. Среди хаоса распахнулась зияющая пасть, словно хотела проглотить весь мир. Айлет ощущала, как ее тянуло. Она закричала, билась, но это было не ее воспоминание, и она не могла отбиться. Темная душа вокруг нее неумолимо тянула ее с собой в вечность мучений.
Тут не было личности. Только давление. Только ужас на ужасе без времени или надежды на конец. Обливис окружал ее, но она не могла им управлять, не могла заставить его слушаться, и у нее не было желаний или цели. Она была отрезана. Отрезана от самой Песни жизни, которая звучала в ее духе с момента начала ее существования, хоть она никогда не понимала этого.
Тут не было великой Песни.
Что это было?
Что-то стало реальным, стало видимым. Трещина в вечности, полоска света. Но ее сущность вдруг стала вспышкой отчаянного желания. Она бросилась к бреши, вывалилась в существование времени, где не было ничего вечного, ни любовь, ни потеря, ни ужас, ни надежда. Мир постоянных перемен.
Но не такой мир она оставила, когда Прибежище забрало ее душу. Это был маленький ограниченный. Мир эйтра, живой, но ограниченный. Разум тут отличался от ее, воспоминания были слишком странными. Неподвижное тело-носитель, в котором обитала душа, но не жила по-настоящему.
Она бросилась к границам носителя, искала выход. Радость побега из Прибежища угасала в свете этого нового плена. Кто-то притянул ее сюда и пленил. Зачем?
В эйтре появился красный пульс. Что-то смертное среди бессмертного голубого сияния. Появился разум, будто из ниоткуда. Смертный разум с мыслями, воспоминаниями, желаниями и страхами. Разум все еще был ограниченным, но был ближе к тому, что она знала века назад. Она полилась в тот разум, радуясь, что могла вернуть власть. Она смотрела через смертные глаза на мир материи, не такой роскошный, как мир с эйтром, который она знала, но все еще восхищающий возможностями. Мир, готовый для завоевания.
Она начала тянуться силой из оков короны, чтобы завладеть смертным разумом, но другой дух встретил ее.
«Оромор», — сказал знакомый голос.
«Иримир», — ответила она. Но говорил не ее голос. Это была Темная, захватившая ее.
Без слов духи устремились друг к другу в схватке силы, воли, магии и песни. Ужасное сражение длилось сотни лет и один миг. Но в конце она, Оромор, пала от силы ее сестры. Она стала подчиненной.
Больше видений пронеслось перед ее глазами, все быстрее, было сложно понять их. Айлет смотрела, как поднимались и рушились империи, смертные империи этого времени, смертные города из легенд и историй. Некоторые она узнавала из того, чем ее учили в детстве. Многие она не знала. Не важно. Она уже не была Айлет. Она была Оромор. Она жила и пульсировала как Оромор.
Присутствие Иримир отступило, оставив пустоту и одиночество, что приятно радовало. Она ощущала, как корона из эйтра передавалась от головы к голове. Некоторые разумы ей удавалось захватить, но многие умирали, погибали слишком быстро, чтобы их использовать. Без правильной крови они угасали, как свечи, порой за дни, порой за секунды.
Айлет переживала раздражение Оромор, пока она пыталась действовать из ограничений темницы из эйтра. Она ощущала такую древнюю и мощную силу. Она кружилась сквозь века тьмы, видела вспышки силы, но тьмы было больше.
И она ощутила момент, когда Одиль взяла корону. Радость и агония Оромора были как ее, когда тень узнала кровь, которая позволит этому смертному носителю выжить, но там была и порабощающая мощь Иримир. И века службы начались снова.
Когда ударила атакара, это было как дар молнии. Айлет пережила тот миг, ее душа радовалась силе в ней, силе, которая могла подавить ее поработителей, вернуть ей власть. Но когда все, чего она хотела, все, чего хотела Оромор, оказалось близко…
Одиль сорвала корону с головы.
Но сила атакары осталась в ней. Она должна была направить ее, использовать, найти способ подчинить ее. Она боролась в оковах эйтра, но без толку. Если она сбежит из носителя, ее ждало только Прибежище. Нет, она должна была как-то повлиять на мир через своего носителя.
Она потянулась в Прибежище и направила обливис в смертный мир. Волны тьмы пронеслись между реальностями, и вырос Ведьмин лес, покрыл пейзаж. Айлет-Оромор растянулась по сети паразитирующих лоз, по измученным деревьям, поднялась, чтобы поглотить весь этот мир.
Но ее волю всегда сбивали. Реки святой воды, тронутые источником света, на который она не могла влиять, ограничили ее со всех сторон, кроме одной. Но с той стороны, где она могла бы излить весь свой гнев и всю мощь, был барьер — чары были слишком сильными, чтобы даже последнее эхо атакары в ее душе смогло их пробить.
Отчаяние. Ограничения. Раздражение и гнев. Смертные слова не могли описать бурю эмоций в ней, готовую порвать ее сознание. Смертные слова могли описывать только смертные эмоции. Тут они не подходили. Ее разум вот-вот мог разбиться.