Корона Меднобородого
Шрифт:
И вот тут, когда уже все вроде понятно, на пути оказывается тот отчаянный парень, которого только вчера лично хан отправил в самую основательную темницу.
— Ты? — удивился Василий.
— Ну, я, — ответил Ласка, — Уезжаем мы, и пусть тебе будет стыдно.
— За что стыдно?
— Что напраслину на меня возвел, будто я лазутчик московский и против хана или против боярина Бельского худое замышляю.
— Напраслину, говоришь? А я вижу, что ты и боярина преследуешь.
— Побойся Бога, кого я преследую? Боярин что, уезжать
— Коли и собрался?
— Вот те крест, я о том ни слухом, ни духом. Я с капитаном позавчера договаривался, он ни про какого боярина не говорил.
Василий вспомнил, что решение срочно уезжать было принято вчера вечером, а капитан сегодня и правда говорил, что ждет каких-то русских. И как эти непонятные лазутчики могли подслушать разговор в Бахчисарае, если перед этим их увели к Кырк-Ор на веревках? Совпадение? С кораблем точно совпадение, не такой уж тут оживленный порт. Захоти кто сегодня выйти в сторону Истанбула, так один только корабль и найдет. Но почему они не сидят за решеткой в Кырк-Ор и почему девица снова с ними? Хан передумал и помиловал? Когда бы он успел? И на прощание Семену Федоровичу словом не обмолвился?
— Вы что, сбежали из Кырк-Ор? — спросил Василий.
— Почему бы православному добру молодцу и не сбежать от неправедного суда по ложному оговору?
— Никак, Грязной помог?
— Помог, но сам остался. Мое слово, говорит, не собачий лай.
— По ложному, говоришь? Я вот вижу, что у тебя за спиной беглая девица из гарема.
— Почему бы православному добру молодцу и не вызволить из неволи православную красну девицу?
— А не шуба ли в тюке, который немец твой тащит?
Не сказать, что шубы положено было возить единственно верным способом. Но краденая шуба занимала внимание Василия, и он по размеру тюка предположил просто на удачу.
Ласка, как честный человек с небогатым жизненным опытом, еще не научился скрывать эмоции. Василий прочитал по его лицу, что в тюке действительно шуба. Соображал он быстро. Шуба, волк, странные совпадения, невероятно быстрый побег. И почему-то они с Семеном Федоровичем без обсуждений посчитали немца кем-то вроде прислуги при московском дворянине, хотя немец-то и постарше будет, и на холопа никак не похож. Попутчик, привязавшийся к тому, в чьей тени можно «делать дела»? Про немца даже на ханском правеже никто ни одного вопроса не задал, настолько хорошую тень он выбрал.
Ночью оборотня сталь не берет, а вот днем добрая сабля снесет голову что матерому волчаре, что подзаборной шавке.
Ласка понял, что Василий догадался про шубу, и миром не разойтись. Оба одновременно выхватили сабли. Встали вполоборота друг к другу. Стойка у боярского знакомца была польская, рука на высоте головы, острие смотрит вниз. У Ласки — простая. Рука на уровня пояса, острие смотрит вверх.
Василий прощупал защиту противника тремя быстрыми ударами, каждый раз возвращая клинок в защиту. Ни в один удар он не вкладывался на полную силу или скорость. Проверял, насколько враг быстр и ловок.
Ласка же проверять не стал. Он знал, чего ожидать от тяжеловеса. Никак не удара быстрее, чем можно увидеть. Но удара, который снесет любую защиту, взятую клинком, и располовинит человека за ней. А перед этим — нескольких атак с разных сторон, которые вынудят оказаться в неудобном положении.
Василий пошел вперед, нанося удар за ударом как бы силой одного запястья, но на самом деле, с вложением всей массы, задействуя даже ноги. Ласка держал дистанцию и специально не защищался саблей. Такой удар просто отбросит оружие в сторону, сабля потянет в сторону руку, и тело не успеет увернуться от следующего.
Горизонтальный удар на уровне плеч. Ласка отклонился назад, но шаг назад не сделал. Василий тут же ударил в ногу, и только сейчас Ласка взял защиту оружием. Клинком, конечно, вниз. И максимально жестко, с втыканием острия в утоптанную землю.
Без второй точки опоры саблю бы снесло, и быть ноге порубленной. А так клинки звякнули, и бойцы на мгновение остановились. Ласка атаковал, как более быстрый. Василий никак не успевал выйти из соприкосновения клинков, посмотреть, куда пойдет удар, и взять соответствующую защиту. Поэтому он наоборот, надавил саблей, чтобы погасить удар в самом начале.
Но Ласка и не стал разрывать соединение клинков, чтобы ударить. Он повернул запястье по часовой стрелке и воткнул острие Василию в правую руку выше локтя.
— Чтоб тебя! — выругался подошедший Бельский, который уже некоторое время следил за боем, но не лез.
— У них шу… — крикнул Василий, но не успел закончить.
Знакомец как раз только что уронил саблю, поэтому Ласка, не желая все-таки его убивать, сделал шаг и пнул Василия в живот. Даже не пнул, а шагнул в него, отталкиваясь от земли левой ногой.
Удар в живот особенно хорошо проходит за разговором. Василий осекся, не удержал равновесие и свалился с причала в море.
Но про шубу боярин понял правильно. Немец поставил у ноги подозрительно большую скатку из холстины.
— Что это у тебя там? — спросил боярин.
— Что надо, — ответил немец.
— А покажи-ка.
— А вот не покажу.
Боярину законы не писаны. Бельский выхватил саблю и резанул по скатке быстрее, чем кто-то успел бы отреагировать.
— Воры, значит? — нахмурился боярин. Из скатки раскручивалась краденая шуба.
Ласка подошел и направил саблю к его горлу, чтобы припугнуть, но Бельский отбил ее в сторону.
«Да и пес с ним, с предателем», — подумал Ласка и нанес настоящий удар.
Боярину не исполнилось и сорока лет, а опыт военного дела у него накопился не в пример больше, чем у Ласки. Вот скорости ему не хватало, а то быть бы Ласке без головы.
Сабли замелькали стальной стеной. Мгновением позже в бой вступили второй знакомец и Вольф.
В то время что рыцарь, что боярин, что, допустим, мурза в самом расцвете сил — как правило, существенно более страшный и опасный противник, чем молодые оруженосцы, которые его сопровождают и охраняют. Быстро одолеть Бельского не смог бы ни Ласка, ни Вольф. Да и небыстро еще вопрос, на чьей стороне будет удача.