Корона от обороны
Шрифт:
К счастью, это был единственный грустный момент во время пребывания Мафальды дома. В остальном она прекрасно проводила время -- даже с хозяйственными вопросами ей удалось покончить на следующий день, и больше никакие заботы ее не беспокоили. Еще два дня прошли в разговорах с сыном, прогулкам по поместью и ленивом перелистывании книг в библиотеке покойного мужа. Поначалу фрейлина вовсю наслаждалась этим ничегонеделанием, но на третий день, еще только проснувшись, почувствовала, что ей чего-то не хватает. «Ну что, заскучала по придворным интригам?
– - язвительно поинтересовалась сама у себя Мафальда и после некоторых раздумий
– - Да, заскучала».
После завтрака Рудольф отправился заниматься с учителем -- тот был не сильно доволен, что с приездом Мафальды его уроки отошли на второй план, и госпожа фон Шиф велела сыну вернуться к книгам. Сама же она, выглянув в окно и обнаружив, что погода опять испортилась, решила провести время в библиотеке.
По дороге туда взгляд ее скользил по давно знакомым портретам предков ее покойного супруга. Больше десяти лет назад, в день их свадьбы, когда юная Мафальда впервые вошла в этот особняк, домоправительница с суровым видом провела ее мимо всех портретов, называя имя каждого изображенного на ней фон Шифа. Похожие друг на друга и лицом, и мундирами, увешанными орденами -- Мафальда, с трудом выучившая в свое время имена собственных предков, сразу же запуталась в них. К счастью, старая Альда не стала устраивать невесте хозяина экзамен.
Мафальда и теперь плохо помнила, кто есть кто на фамильных портретах и, от нечего делать, попыталась угадать хотя бы некоторых из них. Это вроде бы Витольд фон Шиф, отец ее мужа? Хм, нет, это его дед, Аскольд! А это прабабка Электра фон Аруэт? Точно, она! Следующую даму в старинном бальном платье, сидящую рядом со смуглым и черноволосым курчавым молодым человеком, тоже узнать не сложно -- Франсуаза фон Шиф, хорошая знакомая знаменитого поэта Аллисандро де Пуччони. Альда, помнится, несколько раз повторила, что красавицу Франсуазу связывали с ним только и исключительно дружеские отношения, и Мафальда сделала вид, что поверила...
Так, освежая в памяти родословную фон Шифов, фрейлина добралась до библиотеки и остановилась перед последней картиной, висевшей перед входом в нее. Этот портрет она тоже помнила -- на нем были изображены двое мужчин с особенно торжественными лицами. Франц фон Шиффен, родоначальник этого семейства, и герцог Мариус, предок герцога Эдвина. Портрет Мариуса, где он был изображен почти с таким же выражением лица, висел и в доме семьи Эльке. Там он был изображен с сестрой, юной Инессой, за год до ее свадьбы с Леонардом фон Эльке.
«Надо будет спросить Рудольфа, помнит ли он всех этих предков на картинах, -- подумала Мафальда.
– - Наверняка ведь его уже мучили этим! А может быть, заставляли запомнить и нашу с Эрвином родословную -- чтобы гордился еще и родством с правителем. Хотя какое там родство, шесть поколений назад!» Усмехнувшись, она вошла в библиотеку и уселась за стол, на котором ее дожидалось сразу три книги со свисающими из них кожаными закладками. Мафальда открыла одну из них, но внезапно поняла, что читать ей тоже расхотелось. Словно что-то мешало ей сосредоточиться на книге, какая-то промелькнувшая и упущенная мысль...
Это ощущение преследовало фрейлину весь день. Она ждала ночи, чтобы попробовать разобраться с ним, когда все лягут спать и никто не будет отвлекать ее от раздумий, но эти надежды не оправдались: поздним вечером в поместье фон Шиф прискакал курьер герцогини Эвелины. Еще только увидев его, Мафальда знала, о чем он сообщит ей: либо ее госпожа, заскучавшая без своей любимицы, зовет ее обратно под каким-нибудь надуманным предлогом, либо гроссгерцогу надоело охотиться под дождем, и он собрался вернуться в свою зимнюю резиденцию.
Через минуту выяснилось, что верны обе догадки Мафальды.
– - Господин гроссгерцог через три дня уезжает из охотничьего поместья, и госпожа гроссгерцогиня просит вас вернуться завтра же, чтобы помочь ей собраться в дорогу, -- объявил курьер.
– - Конечно же, мой долг -- быть рядом с ее сиятельством, -- ответила Мафальда, не особенно скрывая саркастические нотки в голосе. Но курьер сделал вид, что ничего не заметил.
Собралась фрейлина быстро и оставшееся до отъезда время потратила на разговор с сыном. Маленький Рудольф, хоть и огорчился, что мать уезжает раньше, чем ему было обещано, держался стойко и с понимающим, почти взрослым выражением лица кивал, слушая ее последние наставления. Правда, когда Мафальда велела ему не слишком сильно озорничать в ее отсутствие, ребенок пообещал это с такими хитрыми глазами, что стало ясно -- они очень по-разному понимают слова «не слишком сильно».
– - Я постараюсь вести себя хорошо!
– - улыбнулся Рудольф и, чуть понизив голос, добавил.
– - Все равно госпожа Альда нас теперь не ругает и не наказывает...
– - Разумеется, она вас больше не ругает. А знаешь почему?
– - спросила Мафальда.
Мальчик отрицательно помотал головой, и в его глазах вспыхнуло любопытство:
– - Почему же?
– - Потому что на самом деле ей не хотелось наказывать своих внуков -- они же ей родные, и она их любит, -- объяснила ему мать.
– - Поэтому она и тебе теперь благодарна -- потому что ты заступился за ее родных.
Рудольф с сосредоточенным видом покивал и до самого отъезда Мафальды обдумывал ее слова. Сама же фрейлина, усевшись вместе с курьером в экипаж, тоже задумалась о своем. Что же все-таки за мысль пришла ей в голову, когда она рассматривала портреты? Точнее, не все портреты, а только последний, где был изображен ее с герцогом общий предок?..
Глава XI
Померанцы заставили себя ждать. Солнце уже клонилось к закату, когда на раскисшей, разбитой колесами и копытами дороге появились первые колонны измученных, мокрых и голодных солдат Кабюшо.
– - Артиллерии не видно, -- прокомментировал увиденное через подзорную трубу фон Эльке.
– - Будем надеяться, что застряла.
Откуда-то издалека донеслись звуки стрельбы, нестройной, разобщенной, и тут же заговорили штуцеры егерей фон Штоца. Несколько померанских солдат упало, однако остальные продолжили свое движение по тракту как ни в чем не бывало, а в сторону бранденбуржских стрелков развернулось полсотни вражеских улан, на ходу растягивающихся в лаву.
Егеря тут же начали изображать ретираду, постреливая по преследователям (без особого, впрочем эффекта -- ссадили всего пару всадников), кавалеристы пришпорили коней, торопясь взять на пики неудачливую засаду, поравнялись с фольварком, и получили дружный залп из мушкетов эзельбургцев. В тот же момент гагахнула спрятанная у ветряной мельницы восьмифунтовка, проложив ядром кровавую просеку в одной из колонн, а бойцы фон Штоца остановились, и начали отстреливать немногих уцелевших улан.