Корона от обороны
Шрифт:
– - Сколько у нас раненых, доктор?
– - с ходу поинтересовался Эрвин.
– - Мало.
– - хрипло ответил тот.
– - До обидного мало. Бригада и берштадцы невозвратными потерями выбиты больше чем наполовину. У меня в лазарете не более сотни человек. Когда дело дошло до штыковой, выносить раненых стало невозможно, а потом... Да вы сами видали.
– - Радек?
– - У меня и сотни солдат в баталии не наберется.
– - мрачно ответил тот.
– - А из офицеров остались только я, юнкер, да два корнета. Эти сволочи под конец подтянули взвод егерей...
Майор махнул здоровой рукой и замолчал.
– - В Берштадском полку личного состава осталось на роту.
– - доложился штабс-капитан, имя которого фон Эльке, к стыду своему, запамятовал.
– - Люди подавлены потерями и, боюсь, к бою совершенно не способны.
– - Дальнейшего боя и не ожидается.
– - Эрвин устало опустился на барабан.
– - Мы выполнили поставленную задачу, и теперь можем со спокойной душой отступать. Вопрос лишь в том -- можем ли? Выдержат ли солдаты ночной переход, особенно раненые?
– - Раненые как раз и выдержат.
– - невесело усмехнулся Кальмари.
– - Милейший Зюсс выбросил со своих телег все что только можно, и даже то, что нельзя, так что те, кого мы успели обиходить, готовы к транспортировке хоть немедленно. Остальных загрузим в течении часа и можно выступать.
– - Выдюжим марш?
– - спросил генерал.
– - Или до утра отдохнем, а выступим перед рассветом?
– - Чревато.
– - подал голос артиллерист, имени которого Эрвин не знал.
– - Если ночью полезут, мы и картечью можем не успеть вдарить. Да и то -- всего две пушки осталось.
– - Ваши пушки, Вильке, придется бросить.
– - ответил Радек.
– - Все одно в грязи завязнут, а вытаскивать их сил у солдат уже никаких нет.
Штик-юнкер встрепенулся было, намереваясь возражать, но тут же поник, признавая правоту майора.
– - Хорошо, мы их заклепаем, а упряжки можно будет использовать для перевозки раненых полегче.
– - с горечью ответил он.
– - Не журитесь, унтер.
– - приободрил его Эрвин.
– - Будут у вас еще орудия, и не хуже этих. Я не я буду, если после сегодняшнего не выбью вам подпоручика или хотя бы корнета. Видал вашу стрельбу на левом фланге -- сплошное загляденье.
– - Это да. Без его пушки я бы врага не сдержал.
– - подтвердил Радек.
– - Что ж, решено.
– - генерал поднялся.
– - Грузим раненых и через полтора часа выступаем. Ночной атаки нам не сдержать.
***
В тот момент, когда остатки Берштадского мушкетерского полка и бригады фон Эльке выдвигались в ночи, нахал и карьерист Ганс Нойнер собачился в приемной фельдмаршала Кабюшо с драгунским полковником фон Шпессером. Причина ссоры двух бравых кавалеристов заключалась в том, что они никак не могли выяснить, от кого из них двоих сбежал фон Лёве.
Корпусной генерал фон Рейн прислал на доклад о прошедшем сражении именно полковника хотя бы и оттого, что тот ну никак не мог даже случайно опровергнуть его утверждения, что дорогу авангарду перегородила целая дивизия, причем, судя по всему, дивизия Эдвина Гогенштаузена. В своем рапорте фон Рейн указывал, что враг полностью обескровлен, и лишь наступившая темнота воспрепятствовала полному его уничтожению, а также делился планом по утру, на зорьке, окончательно сбить бранденбуржцев с дороги и продолжить движение. Упомянул он и о рейде фон Шпессера, блокировавшего прорыв вражеской кавалерии и обратившего супостата в бегство. Последним-то обстоятельством, ожидавший в сенях деревенского домика, приютившего на эту ночь Кабюшо и его свиту, полковник и начал хвастать напропалую перед присутствовавшими офицерами.
Ганс Нойнер, ожидавший когда его полковник выйдет с военного совета у командующего, дабы доложить ровно о том же самом, и наблюдавший неприятеля не в пример ближе, нежели видали драгуны, смекнул, что его собираются лишить заслуженной славы по обращению в бегство численно превосходящего врага, и вступил с полковником в перепалку, выставляя его вралем. Полковник, в свою очередь, никак не желал соглашаться с тем, что преследовал без всякого успеха всего-то три кавалерийских эскадрона, пусть один из них и был бы хоть сотню раз гвардейским, и упорно стоял на своем, указывая, что как раз кирасир ротмистра он и не видал.
Гвалт поднялся преизрядный, дело шло к дуэли, когда в приемную, на шум. вышел сам командующий. Ознакомившись с докладом вон Рейна и мнениями сторон о числе прорвавшихся кавалеристов неприятеля (при том Нойнер привлек на свою сторону свидетеля -- того самого артиллерийского капитана), фельдмаршал усмехнулся.
– - Ротмистр Нойнер, значит?
– - смерил он взглядом Ганса.
– - Тот самый, что организовал вчерашнюю баталию не дожидаясь приказа?
– - Осмелюсь доложить, -- вступился за своего подчиненного кирасирский полковник, -- что он только спасал своих боевых товарищей, которые подверглись атаке со стороны численно превосходящего неприятеля.
– - А теперь еще и два, как утверждает полковник фон Шпессер, кавалерийских полка в бегство обратил, причем один -- гвардейский?
– - старый окситанец продолжал с усмешкой разглядывать Нойнера.
– - А что же, хвалю, герой.
Он повернулся к своему адъютанту.
– - Эмиль, подготовьте приказ о награждении ротмистра Нойнера каким-нибудь подходящим по случаю орденом. Я подпишу. И в сегодняшнюю реляцию для Штеттина его подвиг включите. Пусть канцлер-регент хоть о чем-то хорошем прочитает.
Глава XII
Дорога назад заняла у фрейлины Мафальды меньше времени -- кучер, опасаясь новых встреч с грабителями, которые могли закончиться не так мирно и благополучно, как первая, гнал лошадей как можно быстрее, заставляя их выбиваться из сил. Его пассажирка тряслась на мягком сиденье, с грустью убеждаясь, что подремать на обратном пути ей не удастся. К счастью, спать ей особо и не хотелось. Слишком многое надо было обдумать. И хотя порой, когда экипаж попадал на особенно бугристое место на дороге, тряска мешала молодой даме сосредоточиться, она была рада, что у нее есть возможность побыть одной и спокойно принять решение...