Корона скифа (сборник)
Шрифт:
Федьке быстро надоела работа в этом заведении. Выходить за территорию обезьянника ему запрещалась. В основном он был занят чисткой и мытьем клеток, развозкой корма и еще строительством и ремонтом бараков и вольер.
«Эх! — думал Федька, — у Василия было куда веселее, хотя и страшновато! Там кормили хорошо, да хоть издали на девок удавалось посмотреть».
Китайцы были здесь как бы на временных заработках. Утешение они находили у русских «Марусек» в бардаках на Бочановской улице. Некоторые из них привели себе жен именно из этих бардаков. Но абсолютное большинство их предпочитали жить холостыми. Как понял Федька, их цель была скопить побольше денег, вернуться в Китай и уже там жениться. Они очень ценили эту свою родину, где было много народа и мало денег. И если какой-либо китаец умирал в Томске, они везли его за тысячи верст хоронить в Китай.
Все китайцы помаленьку покуривали травку. Предложили попробовать и Федьке. Он выкурил здоровенную самокрутку. Но ничего особенного не произошло. Правда, когда пристально смотрел на угостившего его травкой китайца Ван Ху Сина, то казалось, что голова у того была размером с двухэтажный дом. Рот был, как пещера. Китаец скалил зубы, смеялся, и казалось, что эти зубы — размером с человека. Но стоило моргнуть — все становилось, как всегда, только в висках шумело.
— Лучше стакан самогона, чем мешок твоей травы! — сердился Федька.
— Твоя не раз кури, твоя шибко много раз кури, тогда будет шибко хорошо! — возражал Ван Ху Син.
Федька копил комочки сахара, которые ему давали к чаю, воровал мятные конфетки из рациона обезьян и втихаря ставил брагу в своем закутке. Но это редкая и бедная выпивка, только сильнее разжигала его желание хорошенько напиться.
К осени Федька уже проклял тот день и час, когда связался с Ли Ханем. Ах, зачем же было ставить кровавый отпечаток пальца на синюю китайскую бумагу!
Сбежать? Страшно! Федька уже знал, как китайцы казнят своих собственных предателей и ослушников. Китайский старшина своей волей назначает им смертную казнь. Осужденный сам себе роет яму в рост человека, садится там на корточки, его живого забрасывают землей. Еще и попляшут по этой земле, чтобы утрамбовать ее покрепче. Бежать? Но если и набраться смелости, решиться, то куда бежать?
В разгар зимы появился в обезьяннике странный китаец. Держался он не по-китайски прямо, голову гордо откидывал назад. Халат у него был не хуже, чем у самого Ли Ханя, из нового синего шелка и расшит красными драконами. Грязной работой он не занимался. С китайцами объяснялся больше жестами, лишь изредка произнося несколько китайских фраз.
Поселился он в одной из крохотных комнатушек, в бараке, примыкавшем к обезьяннику. И в его жилище никто не имел права входить. Этого китайца звали так же, как и знаменитого китайского поэта — Ли Бо. Он занимался с одной из самых способных обезьянок, говорили, что он ее купил у Ли Ханя за большие деньги. И говорили еще, что с наступлением весны он двинется со своей обезьянкой на заработки. И это удивляло Федьку. Такой важный, и будет бегать с обезьянкой по привокзальным площадям?
Была у служителей обезьянника своя китайская баня. Это была небольшая избушка, где в закопченном котле кипятили воду, а затем наливали ее в большую бочку, добавляя холодную родниковую воду и целебные травы. Первым мылся самый важный китаец, за ним — все другие по очереди. Причем вода в бочке не менялась.
И вот однажды в банный день Федька решил идти мыться сразу, как только вылезет из бочки Ли Бо. Федька разделся в предбаннике и нетерпеливо ждал своей очереди. Ли Бо долго не выходил, Федька решил поторопить его: не велик барин, если будет с обезьяной по вокзалам гроши собирать. Помылся — дай другому.
Федька распахнул дверь и замер в удивлении. Китаец Ли Бо — был не весь желтый. Желтыми у него были лицо и шея и руки до локтей, остальное тело поражало белизной. Он только что вылез из бочки вздымал свои до локтей желтые руки вверх, чтобы вода с них быстрей стекла.
— Ах, ты сволочь! — воскликнул Ли Бо на чистейшем русском языке, — как ты смел врываться в баню, когда я еще не вышел из нее?
— Я не знал, что ваша милость не совсем китаец, а только частями! — воскликнул ошарашенный Федька. — Знал бы, ни в жисть не посмел бы.
— Хорошо. Я тебе дам денег, и ты будешь молчать, о том, что здесь видел, — сказал Ли Бо. Если же проболтаешься, то Ли Хань прикажет тебя зарыть живьем. И зароют. И не думай, что сможешь убежать, найдут. Молчать! — воскликнул Ли Бо и прищелкнул пальцами, уставясь Федьке в глаза.
— Молчу, молчу! — залепетал Федька, он словно в туман окунулся, шатаясь на ватных ногах, кое-как нашел дверь, которая вела в предбанник. В висках у Федьки стучало одно слово:
— Молчи!
Ли Бо вскоре тоже вышел в предбанник, надел халат и обул теплые войлочные туфли, протянул Федьке сотенную ассигнацию:
— Помни о том, что я тебе сказал, крепко помни!
— Так точно, ваша милость.
— И не разговаривай со мной, я по-русски не понимаю, понял?
— Так точно ваша милость.
Однажды принесли с базара семечки для обезьянок, завернутые в кульки, сделанные из страниц «Сибирской газеты». Федька высыпал из одного пакета семечки обезьянкам и увидел в газете портрет человека, который был теперь частично китайцем, хотя на газетном потрете он был вовсе не узкоглаз, а вместо короткой стрижки имел пышные кудри. Вот тут Федька сильно огорчился, что в грамоте не силен.
Через неделю в обезьянник веселый русский бородач привез в коробе ореховый жмых. Федька кинулся разгружать вкуснейший этот жмых, на ходу отгрызая крепкими зубами то от одной глыбы жмыха, то от другой. Бородач-возчик усмехнулся и сказал:
— Я его и сам целый день жую! Пользительно для желудка, да и силу мужскую увеличивает. Па-алезный корм для ваших животин! А в наше время, когда лавки хлебные не работают, и муки ни за какие деньги ни на одном базаре не купишь, так этому жмыху будешь рад за милую душу.
Тогда Федька спросил возчика — обучен ли тот грамоте?
Оказалось, что тот окончил три класса церковно-приходской школы.
— И мелкие буковки в газете можешь читать?
— А то как же? — гордо ответил возчик.
Федька вытащил из-за пазухи газету и подал ее мужику:
— Вот тут господин изображен, чего про него пишут?
— А этот-то? Про него мы давно уж читали. Газета-то старая. Сбежал сей господин. Кровь, вишь, из баб высасывал, да так что до смерти! Как? Обнакновенно! Целует, целует в шейку, возьмет да и прокусит. И сосет. Ну и сбежал этот кровосос, когда его арестовать хотели. А ты что? Встречал его, что ли? За него награда большая назначена…