Корона скифа (сборник)
Шрифт:
Федька хотел что-то сказать, но слово у него застряло в горле. Он увидел, что с крыльца барака на него пристально смотрит Ли Бо. Лжекитаец вывел во двор погулять свою обезьянку, держа в руке конец цепочки. Он смотрел через Федькино плечо, отлично видел свой портрет в газете и слышал все, о чем говорили Федька и возчик.
Федька сник. И хрипло и громко сказал:
— Ерунда все! Если и был такой господин, так уж давно укатил к черту на кулички. Да разве такие вахлаки, как я, с господами встречаются? Наше дело — дерьмо топтать, грязь чистить.
— И то правда! — ответил возчик. А Федька изорвал газетину в мелкие клочья. Оглянувшись на крылечко, где только что стоял поддельный китаец, он не увидел там никого.
А на другой день, выйдя утром из барака, Федька услышал какой-то шум на улице. Выглянул в калитку увидел толпу народа с красными и бело-зелеными флагами. Люди кричали, смеялись, у многих на пальто и тужурках были приколоты алые и бело-зеленые банты. Толпа прошла мимо питомника и поднялась в гору к губернскому правлению. Где-то вдалеке слышались звуки оркестра и одинокие выстрелы.
Федька стал думать: какой такой приходится праздник на четвертое марта 1917 года? Но ничего не мог придумать. По московскому тракту со свистом и гиком примчалось несколько троек. В колясках сидели подвыпившие мужики, они держали в руках черные флаги и транспарант, на нем было начертано: «Анархия — мать порядка!»
— А ну, ходя! Отпирай ворота! — закричали приехавшие мужики. Китайцы незнакомым людям и не подумали открывать. Тогда один из мужиков сунул под ворота связку гранат и крикнул неизвестно кому:
— Ложись!
Грохнул взрыв, раздробив нижнюю часть ворот. Китайцы поспешили спрятаться кто где. Федька охнул и свалился возле калитки, нога у него стала горячей и занемела, словно он ее отсидел.
— Анархия — свобода! Свобода всем, без границ! — кричал мужик в кожаном пальто и в каракулевом «пирожке», я — Михаил Кляев, и это я вам говорю! Свобода животным! Ломай клетки! Долой тюрьмы! Долой оковы! Смерть тюремщикам!
Пьяные анархисты принялись ломать клетки ломами, рубили саблями. Некоторые бросали в клетки гранаты. Одного из анархистов чуть не загрызли, выпущенные им же на волю собаки. Тогда анархисты открыли стрельбу по собакам. С истошными воплями ученые обезьянки вырвались из клеток и поскакали по деревьям вверх к университетской роще.
Китайцы поспешили покинуть обезьяний питомник, проделав дыры в заборах. Они скакали по холмам среди кустов не хуже обезьян, но только молча.
Анархисты остались в пустом разгромленном помещении. Пошарили по каморкам.
— Ни хрена у них тут хорошего нет! — сказал вожак. Известно — ходи!
Он заметил лежавшего возле калитки в луже крови Федьку Салова. Склонился над ним:
— Ты кто такой? Ты ведь русский? Чего ты тут делал?
— Батрак был ихний, — хрипло отозвался Салов, — мне ногу, кажись, оторвало.
— Ничего не оторвало, — опроверг его анархист. Сейчас — свобода, товарищ. Мы поскачем в университет. Пусть сделает тебе операцию наилучший профессор! Долой эксплуатацию! Да здравствует революционный, анархический порядок!
Минут через двадцать Федька Салов уже лежал на операционном столе в факультетской клинике. Анархисты с маузерами в руках хотели наблюдать за ходом операции, но профессор выгнал их, сказав:
— Мои сестры милосердия вас боятся. Для вашей анархии будет лучше, если вы подождете конца операции в коридоре.
На лицо Федьке водрузили маску с хлороформом, профессор начал медленно и монотонно считать:
— Один, два три…
Он досчитал до пятнадцати, и Федька увидел огромную голову китайца, во рту у ходи были зубы размером с человека. Китаец пугал Федьку: «Я тебя съем!» Федька ему отвечал: «Садиза-садиза!» И китаец исчезал.
Адью, господин губернатор!
В тот самый день, когда Федька Салов лежал на операционном столе в университетской клинике, действительный статский советник Михаил Николаевич Дудинский, начальник громадной Томской губернии, в своем особняке, расположенном в соседстве с губернским правлением, предавался горьким раздумьям.
Уж как он старался, чтобы крамола из Центральной России не могла перекинуться в далекий Томск! На телеграфе и на почтамте жандармы проверяли все частные телеграммы и письма. Доставлялись адресатам только самые невинные послания, вроде поздравления с днем ангела. Со всеми приезжавшими из Петербурга и Москвы беседовали полицейские чины и предупреждали, что о тамошних волнениях в Томске говорить никому не полагается.
А как он заботился о поддержании патриотического духа томичей! Жена покойного генерала Пепеляева вместе с младшим отпрыском своим, Логином Николаевичем, съездила на фронт, отвезла целый вагон подарков офицерам и младшим чинам, призванным на войну из Томска. Были собраны немалые средства в помощь госпиталям.
Между прочим, война добавила много других небывалых забот. Мало того, что шайки бандитов и воров плодились, как собачьи блохи, преступления стали совершать даже дворяне! Еще с неделю назад Михаил Николаевич был озабочен бегством графа Загорского. Чиновник губернского правления оказался вампиром, и Михаил Николаевич был ошеломлен, переживал, мучился сознанием, что на его правление поставлено некое несмываемое пятно. Но сегодня это кажется таким пустяком! Сам государь император отрекся от престола. И что же теперь такое будет? И какие возмутительные стихи напечатала в местной газете поэтесса Мария Потанина!
Дудинский взял газету со стола и еще раз перечитал стихи:
Сибирь! Свободная Сибирь!
Гремит победный клич: «Свобода!»,
И раздается вдаль и вширь,
И ввысь летит до небосвода.
Сибирь, огромная страна,
Еще вчера страна изгнанья,
Всю боль изведала она.
Все бездны мрачные страданья…
Кошмарные былые сны,
Сменились чудом возрожденья…
В лучах сияющей весны
Горит заря освобожденья.
Ах, черт возьми! Вышла замуж за старика, за смутьяна, поваландалась с ним по Алтаю, и вроде бы им не пожилось. Да и как бы пожилось-то? Потанин — Мафусаил, реликт, древность, антик. И смутьян, каких мало! Был в каторжных работах. И трогать его не моги — заслуг много. За свои исследования востока получил Константиновскую золотую медаль императорского русского географического общества и пожизненную персональную пенсию. Ему бы сидеть на печи, а он влезает во все дела губернии, по слухам, собирается отделить Сибирь от России, как американские штаты отделились от Англии. Да его в Петропавловку заточить надо! А он возмутительные речи говорит, женится в таком-то возрасте! И за все губернатор будет в ответе.