Корона Вины
Шрифт:
Прямо под моим окном находилась широкая мостовая, что ежедневно наводнялась целыми толпами людей, которые постоянно куда-то спешили. Их серые и хмурые лица никак не вязались с рассказами моей бабушки. В ее воспоминаниях Тенебрия была одной из богатейших и величественных стран. При мудром императоре даже простой люд жил словно у богов за пазухой. А сейчас? Голод кровожадно растекался по многочисленным провинциям, забираясь даже в столицу. Проклятая война и проклятый род Серрано! Из-за них произошла эта трагедия. Именно они убили всю императорскую семью, не пожалев даже новорожденного принца. Я так давно не видела в собственном городе
От домишек к соседним домикам на другой стороне улицы, словно огромная паутина, тянулась сеть оповещающих и контролирующих сетей, те, словно мерцающие бельевые веревки, уродовали весь вид. Особенно, когда их по вечерам начинало просто трясти от переизбытка бытовых артефактов. И вот постоянное патрулирование органов ограничения использования техномагических приспособлений туманными тенями бегали от одного к другому. Девушки каждое утро с тоскливым взглядом и кислой миной созерцали разворошенные клумбы и потоптанные цветы. За последние полгода закон совсем урезал плату, и на каждого человека оставили крупицы дозированного городского потока. Таких крох мне с бабушкой не хватало, что уж говорить про семьи из пяти, а то и вовсе десятерых человек.
Вечерами угрюмая и брюзгливая дама котовладелица, заочно невзлюбившая весь наш скромный поселок, в который была переведена за скандал, волком смотрела на всех. Она кривила свои темно-синие губы и так ни один раза не заговорила с горожанами. Пышнотелая мадам волокла к себе все запасы нашей скромной обители. Она со скрипом тянула и так небольшие запасы выданных нам магических ресурсов. Про былую роскошь и личные самоходки тут все давно забыли и теперь едва сводили концы с концами.
А уж когда она высекла на парадной площади бывшего наместника, когда тот воспротивился, стало страшно. Жена последнего, боевой генерал при личной гвардии покойной императрицы, тогда знатно разгулялась и наградила идиотку проклятием. Да настолько сильно его закрутила, что оказалось она подвластно только тому, кто его и сотворил. Правда, благородная мадам прожила недолго – пару часов до того, как градоначальница на той же площади отрубила ей голову. Теперь же та кусала локти, сама же себе отрезав возможность снять заклинание.
Народ попытался воспротивиться, но быстро понял, что безумная тетка и вовсе слетела с катушек, лишившись возможности таскать в постель молодчиков под дулом пистолета. Стальные цепи, петляющие меж домов и руин некогда прекрасных парков и архитектурных изысков, неожиданно сковали город. И только небольшой паровоз с вереницей потрепанных деревянных вагонов, проносящийся три раза утром, стремился в шахты по добычи магического кабильда. Наверное, только из-за него наш городок до сих пор существует.
Старый монстр, который таскал колеса еще со времен покойного императора, окутывал район Шампье клубами густейшего пара со смесью сажи и угольной золы. До дальних кварталов дымная завеса не доставала и умудрялась рассеиваться. Оставляя свежевыстиранные панталоны местных жителей почти незапятнанно-белыми, если можно так назвать застиранный белый хлопок. А вот обитатели нижних построек не могли похвастать такой удачей, им везло значительно меньше. Каждый раз их окна покрывались густой мазутной пленкой, которую заботливые хозяйки, каждый выходной оттирали щетками из грубой конской щетины.
Правда, это было все равно бесполезно. В следующий раз паровоз пробегал
Домики с этой стороны улицы были неказистыми и обшарпанными: стены заляпаны копотью и сажей, то и дело падала с покатых крыш черепица, норовя рухнуть на головы прохожим. Пьяные вопли надравшихся до полусмерти котов из редких пожухлых кустов потрепанной акации и едва живой жимолости. Да в придачу куда более мерзкий ор налакавшихся людей, составляющих котам негласную компанию. Бесконечные лужи помоев, растекающиеся по некогда белоснежной мостовой, то тухнущие под солнцепеком, то накрепко подмерзающие по зиме опасной коркой гололеда.
Все это стало привычной картиной для этого маленького городка. Трескотня кумушек на лавочке со спицами и снова, снова и снова! Вечные крики главной градоправительницы, едва позволяющие перевести дыхание. Нарастающий гул бегущего поезда, громыхающего своими колесами по железным рельсам и тянущего шлейф смерти и мучительных пыток. В одном только этом стальном треске, изредка приносящем с собой страх и боль, я находила для себя силы жить дальше. Бабушка постоянно толковала мне, что, как только мне исполнится двадцать один, я окажусь в безопасности. Но, к чему это все, я так и не поняла. Возможно, сегодня она мне наконец-то объяснит.
А с парадным фасадом дома госпожи кошатницы дела обстояли совершенно по-другому. Не было там ни намека на мышастый налет, ни обрушивающейся на головы прохожих кровли, ни облупившейся от старости и вечной сырости штукатурки. Были, если выглянуть в окно с той стороны, черные шапки фонарей на витых ножках, торчали прямо над мощеной и ухоженной лужайкой. Богатая парадная лепнина в дорогих деревянных балясинах. Слепящее глаз, пышное убранство здания, белоснежно-мраморные стены в дорогой и изысканной отделке, золотой феникс с рубиновой короной на голове. Да шикарная каменная скульптура грудастой русалки в безумно дорогой заморской эмали. По слухам, хозяйка дома привезла оную хвостатую деву прямиком из императорского сада, когда тот разворовывали королевские захватчики. Смуглый носатый чудак в позолоченном фраке на голое тело, по извращенной моде и вкусу, низко кланяющийся и предлагающий достопочтенным горожанам отведать возбуждающие кровь напитки.
Раньше, когда было все по-другому, в спокойные и размеренные дни, я неторопливо выстукивала по брусчатке мелодичный и звонкий ритм каблуков. Те в свою очередь были украшены крупными клепками и опоясаны кожаными ремешками. Я в порыве скуки пересекала степенную Залису. Покосившийся от времени каменный мост, облицованный тесаными блоками из серого песчаника. Я иногда останавливалась посередине него и смотрела, как неспешно проплывают внизу мелкие суда и небольшие пароходы с громоздкими колесами, которые зачастую были вдвое больше самого корабля. Как дружно налегают на весла заваленных снастями шхун припозднившиеся рыбаки. С какой неохотой тает заходящее яркое солнце, осыпаясь тонкой рябью и сусальной позолотой на дно мутной воды.