Корона Вины
Шрифт:
– О чем…
– Не говори мне, что ты позарилась на его жалкую душонку и пошла вместе с ним на сеновал в поисках этих глупых и нелепых рассуждений о любви до гробовой доски? Я тебя прямо сейчас придушу, если ты это сделала. Твой дед и гроша ломаного не даст за девку, которая посмела раздвигать свои ноги. Вся ценность в тебе – последняя капля крови, и если ты ее уже отдала этому жалкому пареньку из этого забытого богами городишки, то я прямо сейчас пойду и обменяю твою дурную голову на сорок золотых, которые король платит за тебя.
– Я ничего…
– И не строй тут милую и наивную дурочку из деревеньки, а то я не знаю, как ты жадно на Лидтидку смотрела, когда та, в девятнадцать пузатая, замуж выскочила, и было бы за кого, за жалкого политментера, еще и нижнего ранга. Тьфу! И вот с такой дурой я жила столько лет. Да в тебе должны говорить грация, дворянская выправка и томный взмах ресниц, а что получилось в итоге? Даже нормально разговаривать не умеешь, только блеешь. Да даже твоя бабка и та могла четче мысли формулировать, а ее бывший император приволок из священных земель Андера. Да что сейчас толку горевать, почему ты еще не собираешься? Живее, до отплытия всего девять часов, а нам еще нужно добраться да порта Соль.
– Я никуда не поплыву, – затрепетала я всем телом, – это полнейший бред. Императрица родила сына, и это все знают, а обманывать правящие семьи себе дороже. Я не собираюсь расплачиваться за глупые фразы, я всегда знала, что вы, бабушка, меня не жаловали, считая недостойной. Но, признаться честно, я всегда думала, что это из-за ситуации…
– Замолкни, дрянь! – звонкая пощечина огласила комнату.
Прижав руку к вспыхнувшей болью щеке, я с сомнением рассматривала того самого родного человека, без которого я не представляла свою жизнь. Вроде бы ничего не изменилось, но сейчас я замечала мелкие детали, на которые раньше бы и внимания обращать не стала. То, как сидит и двигается моя бабушка, с какой надменностью обводит наш уютный домик. Как кривит губы от мыслей обо мне, и все это тяжелым грузом падало мне на сердце. Меня словно на части сейчас разрывали. Медленно убивая и погружая в настоящий ад.
– Если ты сейчас же не начнешь делать то, что тебе говорят, я на самом деле подумаю над тем, чтобы выдать такое жалкое создание страже. Думаю, за историю о тебе и твоей семейке король мне еще сверху накинет, и получу я больше сорока золотых, хоть миллион, конечно, был бы предпочтительнее, но за подпорченный товар вряд ли столько дадут. У тебя последние десять секунд, пошла прочь с глаз моих. Не увижу сумки через час – пеняй на себя, милочка, я и так с тобой столько лет задарма возилась!
Бабушка, или та женщина, которую я всю жизнь считала родной и единственной близкой, звонко фыркнула, поднялась с кособокого, наспех сколоченного стула и поспешила куда-то по неизвестным мне делам. А у меня в душе словно обрывалось что-то очень ценное, такое личное, без чего я точно не смогу существовать в этом мире. Горечь и отчаяние медленно начали заполнять мою душу. Так вот, ради чего было все, что она делала: ради денег, власти и возможности использовать меня! Как низко, как мерзко, как страшно.
Я слышала истории про прекрасные дворцы, в стенах которых происходят еще и не такие зверства, но я даже в самом страшном сне не могла себе представить, что их руки могут дотянуться до моей крохотной деревеньки, которая давно была потеряна на картах. Как же смешно осознавать, что все, во что я верила долгие годы, вот так просто рухнуло, развалилось на мелкие осколки и развеялось по ветру воздушным замком из сухого песка.
Мне нужно найти в себе силы пережить произошедшее, сделать крошечную попытку, приложить хоть каплю сил, чтобы стереть самодовольную ухмылку с лица, как оказалось, не моей бабушки. Не знаю, чего сильнее я хочу: то ли самой убить себя, то ли отправиться в объятия жесточайшего убийцы последних веков, чтобы не чувствовать больше ничего. Или еще проще! Покаяться короне во всем: написать анонимное письмо и рассказать о том, что моя бабушка все это время скрывала настоящего принца империи Тенебрия. Потому что никто и никогда не поверит, что в проклятой семейке спустя три тысячелетия родилась девица. Над ней только посмеются и махнут рукой, сколько таких анонимок приходит каждый день.Грудь кольнуло разочарование: она так долго учила меня, как быть настоящей леди, что, наверное, позабыла одну немаловажную деталь – никогда нельзя поворачиваться к противнику спиной, несмотря на то, насколько он слаб и немощен, зачастую не требуется второго удара и одного хватает. Почему-то все мое сознание заполнила именно эта такая простая и жизненно важная истина. Нет! Я не собираюсь плыть за два океана к родне, которая за двадцать один год моей жизни даже не поинтересовалась состоянием своей молодой крови.
Собрав собственную решимость в кулак, я медленно, пошатываясь во все стороны, словно пьяная, двинулась в сторону двери. Мне срочно нужно было подышать свежим воздухом и постараться обуздать собственных демонов, что сладко нашептывали мне на ушко своими тоненькими голосками. И самое удивительное, ангельских защитников с противоположного края я не слышала, там тоже советовали немедленно отомстить всем, кто посмел оскорбить единственную Луну и Солнце Тенебрии.
Стоп! Одетта, нет! Так не должно быть, ты никакая не пропавшая принцесса, которая должна быть мальчиком. Все это просто выдумки помутневшего рассудка твоей бабушки, бери себя в руки и живо за врачевателем: пока скорая самоходка сюда на вызов приедет, бабуля семь раз с ума сойдет. Так что нужно немедленно действовать и как можно скорее обезопасить себя и ее от безрассудных действий, которые даже правдой не являются. Еще раз осмотрела покосившийся на один бок домик и припустилась в чудом сохранившийся госпиталь.
Некогда белоснежное здание, с синим крестом спасения и международным знаком отличия, теперь едва сводило концы с концами. Два верхних этажа корпуса из всех семи давно осыпались, два крыла вообще перестали существовать – и только каким-то чудом основное строение все еще жило и принимало в свои стены пострадавших, раненых и всех, кто нуждался в помощи. Покосившиеся от времени, дождей и катаклизмов стены теперь со всех сторон подпирало дерево, которое едва ли могло сдержать обрушение конструкции.
И все же, даже в таком плачевном состоянии врачеватели отказывались покидать больницу, работая за жалкие крохи и еду, которую приносили благодарные пациенты. Про оборудование, некогда совершенные технологии и прочее, прочее, прочее больше никто не заикался. Городу было достаточно того, что этот островок надежды еще не утоп в пучине беспросветной сжигающей все дотла войны и ее последствий. Наверное, именно это сейчас не позволяло мне сломаться под гнетом обстоятельств. Вера в то, что, как и эта больница, Тенебрия выкарабкается и законный принц спасет страну и вернет ей былое величие.
Дежурный врач, выслушав мои скомканные объяснения, понимающе кивнул и пошел собираться. Наверное, такой почтенный возраст, как у бабули, у многих уже воспринимается как рекорд, так что ничего удивительного в том, что теперь ей мерещится непонятно что и она даже собственную внучку признает за кого-то другого и мнит себя королевской нянькой. Уже вдвоем мы возвращались обратно в покосившийся домишко, где рвала и метала моя родственница. Сейчас или никогда: так странно ощущать, что жизнь просто разваливается по кусочкам, теряя очертания и переставая существовать из-за какой-то старой и никому не нужной истины.
Не знаю, что творилось в доме, но заходить мне было боязно: такой крик стоял, что вся округа сбежалась поглазеть. Бабушка кричала и ругала, чтобы мерзкие людишки не смели ее трогать, и что она какая-то там герцогиня и вообще лучше бы стражу вызывали и ловили последнюю принцессу рухнувшей империи. Простой люд только горестно вздыхал, слушая это и одобрительно кивал мне: мол, ничего страшного, прорвешься, со всеми на старости лет бывает.
При поддержке пары молодцев из бравой дружины, мою бабушку все же вывели из дома и попытались отвести к больнице. Но дело это оказалось непростым. Пожилая женщина начала проявлять недюжинные чудеса изворотливости и поливать всех присутствующих такими словами, что ее принадлежность к какой-либо знати отпала сама собой. Таких слов те, небось, и знать не знали. В результате уже половина улицы пыталась откачать меня от глубочайшего потрясения, а вторая помочь несчастным мужикам удержать пинающуюся и кусающуюся старушку.