Коронованный странник
Шрифт:
Вслед за словами полковника послышались и просьбы штаб-офицеров:
– Не побрезгайте, господин капитан!
– сказал полковник.
– Гостям уланы завсегда рады, не обидьте!
– подхватил майор.
Александр не только не собирался отказываться, хоть и спешил в Киев напротив, он был тронут едва ли не до слез предложением уланов. Он как-то внезапно для себя осознал, что можно вызвать в людях расположение и не будучи монархом, и теперь, не видя ни следа лести и угодничества в словах "стоящего над ним человека", с радостью сказал, слегка поклонившись гарцевавшему перед ним командиру полка:
– С превеликой охотой принимаю ваше предложение, господин полковник. Но не стесню ли я вас своим присутствием?
– Да помилуйте! Квартиру мы вам отыщем запросто! Ну, так велите вашему кучеру поворачивать назад. Там, саженях в двухстах будет дорога направо. По ней и правьте - всего с версту и будет. Увидите нашу слободу.
"Ну и что с того, что поживу с недельку среди этих милых вояк? подумал про себя Александр.
– Расстаться с миром я всегда успею. Главное, расстался с короной".
И он с удовольствием смотрел на молодцев-улан, проезжавших мимо него: все на рослых рыжих лошадях, в синих куртках с эполетами, в уланках с султанами, портупеи и перевязи белые, синие рейтузы с широкими лампасами до самых шпор, сабли в блестящих железных ножнах, а по углам нарядных синих с красным вальтрапов,* (сноска. Суконный чепрак-накидка, клавшийся поверх седла.)) покрывавших крупы лошадей - императорский вензель. Но уже не его вензель, хоть и первая буква его настоящего имени была главной частью эмблемы.
В клубах пыли, поднятой кавалеристами, коляска с Александром скоро оказалась в виду полковой слободы, въехав прямо на главный двор полка: большой, многооконный дом командира, канцелярия, лазарет, цейхгауз. Отсюда ровные, выведенные, должно быть, по натянутой веревке, шли улочки с одинаковыми деревянными домами, а к ним прилепились хлева, сарайчики, амбары. Вперевалку, стадцами, по улочкам ходили, гогоча и крякая, гуси, утки, доносилось блеяние овец, мычание коров. Александр, сидя в коляске и не зная, куда ехать дальше, умилялся, глядя на полковую слободу, где все было приспособлено для удобств службы.
"И в том моя заслуга тоже!
– с восторгом думал он.
– Не я ли с таким тщанием следил за справной жизнью моей армии! Да, прекрасную страну оставил я своим последователям!"
Молодой, румяный адъютантик подбежал к коляске, и аксельбант весело прыгал на его груди. Вскинул руку к козырьку "уланки".
– Ваше высокоблагородие, господин полковник велел мне проводить вас на квартиру! Располагайтесь! Велели быть при параде в три часа у полковой церкви - там, за канцелярией!
– Ну, Илюша, трогай!
– скомандовал Александр кучеру, и коляска покатилась по ухоженной, посыпанной мелким песком дороге.
Адъютант остановился возле одного из домиков:
– Вот здесь, пожалте, господин капитан. Сосед ваш, хоть и не обер-офицер, но поведения самого благонадежного и тихого. Сами убедитесь. Ну, а я уж побегу.
Александр прошел в "квартиру". Молодой, лет двадцати всего, чистенький и беленький унтер-офицер, с лицом умным и приветливым, в мундире, застегнутом на все пуговицы, встретил Александра, и тот заметил сразу, что добрая улыбка как-то мигом слетела с физиономии унтера. Он как-будто остолбенел, увидев Александра и невольно вытянулся перед ним, даже стал ещё белей лицом.
– Да чего ж вы так испугались?
– невольно испугавшись сам, очень ласково спросил Александр.
– Определен к вам для временного проживания. Я капитан восемнадцатого егерского Василий Сергеич Норов. И все же, что вас во мне.. так поразило?
– не удержался Александр, чтобы не задать вопрос, боясь, что унтер-офицер узнал в нем государя.
Офицер, все ещё ошарашенно глядя на Александра, вначале закивал, а потом замотал головой:
– Нет, нет, простите, ничего-с... так, случайное сходство...
– Да с кем же?
– стал ещё более ласковым голос Александра, похолодевшего внутри.
– Да нет, простите, я ошибся. Позволю отрекомендоваться: унтер-офицер из вольноопределяющихся Иван Шервуд.
– Из остзейских немцев, видно?
– Нет, из англичан. Отец мой, искусный механик, приехал в Россию ещё при вашем ба... то есть, простите, я ещё не так хорошо говорю по-русски, при императоре Павле Петровиче, завод устроил, да не пошли дела разорился. Мне же поневоле пришлось карьеру делать по военной службе, вот я здесь...
– Ну, мы с вами сдружимся, уверен, - теплым тоном сказал Александр, протягивая Шервуду руку.
– А теперь, простите, мне нужно собираться на ваш праздник полковой. Где мои покои?
Умывшись и надев егерский мундир, подпоясавшись шарфом, при шпаге, Александр в прекрасном расположении духа уже через час выходил из своей квартиры. Полковую церковь - собственно матерчатый намет, а под ним алтарь походный, - он разыскал быстро. На обширной площадке перед церковью уже собрался едва ли не весь полк. Офицеры, штаб, стояли ближе к намету, а унтера и рядовые - за ними. Все уже сняли уланки и держали их на согнутой левой руке, но благостное настроение, видел Александр, ещё не вселилось в сердца уланов. Они переговаривались друг с другом, улыбались, похлопывали по плечу пролезавших сквозь толпу товарищей, но самого Александра уже охватило чувство благоговения, в ожидании предстоящего таинства, и он, расстегнув чешуи кивера, снял его и так же, как уланы, примостил на левой руке.
– Сюда, к нам, к нам!
– закричал кто-то и даже махнул рукой. Господин капитан что вы там у рядовых-то застряли? Тут ваше место, близ обер-офицеров.
Александр понял, что обращаются именно к нему, и, протиснувшись сквозь плотную толпу, он уже стоял рядом с группой уланских офицеров, и один из них, высокий широкоплечий малый с шапкой густых кудрявых волос на голове, с пышными бакенбардами, переходившими в усы, с жаром схватил руку Алекандра, стал трясти её, так больно сжав, что недавний император непременно вскрикнул бы, если б не находился поблизости от алтаря.