Короткая память
Шрифт:
Ванина исподлобья смотрела на него.
— Нет, Вера Игнатьевна, — проговорил он, — вы были вынуждены поддержать мою филькину грамоту точно так же, как я был вынужден ее подать.
Он замолчал.
— Продолжай, — сказала она, — я слушаю тебя с огромным интересом.
— А я не скажу ничего нового, — сказал он. — Есть один способ избежать несчастных случаев на улицах города. Ржавые трубы выкопать, сдать в металлолом и все сто километров уложить заново. Все — сплошь. — Он посмотрел на нее. — Дайте нам девять миллионов рублей. Раздобудьте
— За безопасность сетей отвечает не только город, но и твое министерство, — сказала Ванина.
— Правильно, — сказал Постников. — Но в год оно в состоянии выделить восемьдесят тонн труб, а не восемь тысяч... А когда я просил, умолял, слезы лил — как мне отвечали? Резерв создан на случай стихийных бедствий... Вот, дай бог, землетрясение произойдет или реки выйдут из берегов... А у нас что? Тридцать лет назад многоуважаемый Виталий Федорович Земсков еще не знал, что трубы надо класть канальным способом? Это разве стихийное бедствие? А потом металлургическому заводу понадобилось водохранилище, и никто не осмелился перечить директору Соколову. Это тоже — стихийное бедствие?
— Ну и что же ты предлагаешь? — помолчав, спросила Ванина.
Постников ответил с горечью:
— Предлагают, Вера Игнатьевна, те, кому работать не надо... Товарищ Евстигнеев, например... Пять лет, спасибо ему, раскрывает нам глаза... А моя судьба: положить голову на плаху и ждать, опустится топор или... пронесет. Потому что ничего другого сделать я не в состоянии... И вы это прекрасно знаете.
Наступила долгая пауза.
Ванина встала, подошла к окну.
Степенно прошествовала пожилая женщина с хозяйственной сумкой. Молодая мать провезла коляску с ребенком. Прошмыгнула веселая ватага ребятишек.
Люди спокойно и уверенно ступали на чистый, вымытый дождем асфальт.
— Нет, — сказала Ванина. — Бездействовать нельзя. Это преступление. Надо что-то делать. Караул кричать.
— Пока меня не было, Руднев пытался что-то делать, — сказал Постников. — Огородил несколько улиц щитами... Толку — чуть, тогда уж надо все огородить. Но паника, как и следовало ожидать, началась. Шофер такси сегодня клятвенно уверял меня, что в кипяток провалилось пять человек. С детьми... Вера Игнатьевна, — спросил он, — не боитесь паники в нашем городе?
Ванина по-прежнему смотрела в окно.
По улице шли и шли люди. Мужчины и женщины, старые и молодые. У каждого из них были свои дела, свои заботы. И меньше всего думали они о том, что сейчас, в эту самую минуту, может треснуть хрупкая корка асфальта, под которой окажется гибельная яма с кипятком.
— Больше всего я боюсь твоих неопровержимых аргументов, — обернувшись к Георгию Андреевичу, медленно произнесла Ванина. — Послушать Земского — голубь мира... Ты тоже, получается, ни в чем не виноват... А из головы не
Постников спросил устало:
— Ну и что вы предлагаете, Вера Игнатьевна?
Ирина Васильевна Антипова вошла в здание «Горэнерго». Ее провожали сочувственные взгляды.
Кто-то подошел, тихо спросил:
— Как отец?
— Сушит сухари, — громко и вызывающе ответила Ирина Васильевна.
Секретарша в приемной печатала на машинке.
Ирина Васильевна осведомилась:
— Есть кто из начальства?
— Георгий Андреевич разговаривает с Москвой.
— А Олег Сергеевич... один?
— У него Иванов, — не отрываясь от машинки, ответила секретарша. — И это надолго.
— Ничего, я подожду, — сказала Ирина Васильевна.
Руднев сидел за столом. Иванов стоял перед ним.
— Что это? — спросил Руднев, листая стопку бумаг.
— Протоколы квалификационной комиссии — сказал Иванов. — Антипов, как положено, прошел переподготовку. Все честь честью.
Руднев отодвинул бумаги.
— Гроша ломаного не стоит, — сказал он.
— Почему? — не понял Иванов.
— Потому что живем на вулкане, а персонал готовим, как будто нормальные условия... Где документация о прошлых авариях?
— Но, Олег Сергеевич...
— Олег Сергеевич я уже тридцать пять лет...
— Но вы же знаете, была установка...
— Какая установка?
— Аварии не выпячивать. Не создавать в городе ненужной паники.
— Не верю, — сказал Руднев. — Управляющий «Горэнерго» не мог дать такую незаконную установку.
Иванов вздохнул.
— Знаете что, — сказал он. — Я сейчас доложу Георгию Андреевичу, и объясняйтесь с ним сами. Вы — начальник, а я — человек маленький, подневольный — он повернулся и вышел из кабинета.
Руднев остался один.
Заметно было, как за последние дни он осунулся. Сизые, нечисто выбритые щеки, тяжелые мешки под глазами.
Открылась дверь, в кабинет вошла Антипова.
— Можно? — Она робко улыбнулась.
— Да, да, конечно, — сказал он. — Садись, пожалуйста.
Ирина Васильевна взяла себе стул. Села.
— Олег, — тихо спросила она. — Что же теперь будет?
Он не ответил.
— Ты извини, что я тебе надоедаю, — сказала она. — Но так уж получилось, что вся надежда на тебя. На кого же мне еще надеяться? Больше не на кого...
Он молчал.
— Я прошу тебя, — сказала она. — Спаси отца... Умоляю!.. Во имя нашей... она запнулась, — прежней дружбы... Он сейчас для меня как последняя соломинка... Вся жизнь кувырком. Только-только стала в себя приходить. И вот... За что!