Корпорация счастья. История российского рейва
Шрифт:
Геометрически растущее количество втягивающейся к клубное движение молодежи требовало более понятных мест с современной политикой, поэтому популярней прежнего стали точечные удары независимых промоутеров. «F. Y. Intertainmcnt» в лице Бирмана и Салмаксова, а также молодой художник и архитектор Михаил Бархнн объединили усилия и обрушили на ночную Москву потоки своих проектов.
Историческое разделение танцующей молодежи и солидных «папиков» окончательно закрепилось с открытием в одном из бомбоубежищ клуба «Птюч». Этот поистине долгожданный house-клуб стал культурным центром всей танцевальной столицы и той силой, которая протягивала к этому центру активность молодежных масс. Единственный в своем роде одноименный журнал с восьмидесятитысячным тиражом, интеллектуальная администрация, грамотный дизайн, лучшие промоутеры, диджеи и тщательная сепарация публики — все это сделало «Птюч-проект» лучшим неформальным
Саунд-система «Птюч» надежно опиралась на широкие возможности дружески настроенных спонсоров, клуб создал свой лейбл, под его знамена встали все московские диджеи, он гремел, он светился и стал хоть и не первым, но лучшим в своем роде, настоящим эсид-хаусом.
Отзвуки московских открытий, долетевшие до лежащего в снегах Петербурга, закрутили в нем энергетическое завихрение, и в здании давно покинутого прогрессивными рейверами Планетария началось активное движение. Свято место пусто не бывает, и спустя четыре года безмолвия этот космический мемориал, политый кровью первых жертв технореволюции, обрел нового хозяина Поначалу с сарказмом, а потом уже с сомнением и тревогой, «Тоннель» наблюдал за происходящим в Александровском парке. Устоявшаяся в городе ситуация до сих пор представлялась незыблемой, и клуб растерялся при появлении конкурента. Скупые сведения, добываемые разводкой, убедили в серьезности положения — у тех, кто засел в Планетарии, был четкий план захвата ночных развлечений, они активно набирали рабочую команду, сманивали диджеев, за ними стояли немалые силы, деньги и прочие необъятные возможности. Подтверждая эти дурные вести, перед Планетарием выгрузились несколько грузовиков, привезших из Голландии аппаратуру и мебель для нового клуба. События развивались в небывалом темпе, и очень скоро наступил тот день, когда перед входом в Планетарий выстроилась огромная толпа приглашенных.
То, что никакого сотрудничества между клубами не будет, стало ясно уже в самом начале — владельцев «Тоннеля» даже не пригласили на открытие. Помимо этого, Планетарий начат интриговать в замкнутой среде городских диджеев, и часть из них, не прощаясь, покинула вырастивший их подземный клуб. Этот удар «тоннельщики» перенесли тем больнее, что вместе с перебежчиками от них ушла добрая половина привычных посетителей. Ошарашенные происходящим подпольщики некоторое время присматривались, но зло, заплясавшее в новом клубе, само подсказало им правильный вывод — потерявший посетителей, поредевший рядами «Тоннель» на самом деле эволюционировал и очистился от налипшей на нем грязной шелухи. Весь клубный сброд, бандитская рать и прочая нечисть, резвившиеся в его недрах, мгновенно покинули Подземелье, как только наверху замигали огни коммерческого клуба. Позиционировавший себя как место для «нормальных людей», Планетарий создал для них благоприятнейшие условия и теперь лопался по швам от обилия «братков».
Осознав свой истинный выигрыш, «Тоннель» возликовал и стал энергично метать рекламу, еще больше отпугивающую «пацанский солидол». С этого момента ночная молодежь разделилась на два вида: правильные «планетарские» и неформальные «тоннельные». Благодаря появлению Планетария открытое противостояние между «нормальными» и «неформальными» ослабело, а пропасть презрительного отвращения позволила им при желании не смешиваться вовсе.
Весной из московских странствий вернулся Миха Ворон. Вдоволь наигравшись в коммерческих клубах столицы, он решил снова обратиться к промоутерской деятельности в Петербурге и энергично принялся за дело. Оценив конъюнктуру, он присмотрелся к городским окрестностям, и объектом приложения его кипучей энергии стал Сестрорецкий курорт. Удачно найденное место позволит ему надолго завладеть вниманием публики. Огромный белокаменный пансионат на берегу Финского залива тонул в хвойном лесу и надежно скрывал от глаз посторонних громоподобные танцульки. Молодежь десантировалась в Сестрорецком курорте, танцевала до упаду, спала в чилауте, потом снимала дешевые номера и, пьянствуя да забавляясь сексом, дожидалась в них следующих вечеринок. Эти регулярные забавы стали крайне популярны, а замешанные на таблеточных переживаниях эмбиент-чилауты курорта превратились в активно действующий клуб знакомств.
Одновременно с Вороном в ночном городе объявились никому доселе неведомые, но очень энергичные промоутеры. Мелкие любительские вечеринки в фойе кинотеатров и дешевая ксероксная реклама постепенно уходили в прошлое, теперь ставки делались на бюджетные постановки и глобальный промоушен. Поскольку разорительные масштабы крупных проектов бывали крайне губительны, на плакатах рейвов все чаще появлялись товарные бренды и логотипы спонсоров. Менялся и привычный список мест их проведения. Теперь это был ТЮЗ на Загородном проспекте, Цирк на Фонтанке, павильоны «Ленэкспо», зал под стеклянным куполом училища барона Штиглица.
Стремительная индустриализация городских рейвов, медиапропаганда вечеринок, появление новых коммерческих клубов и растущие полчища ночной молодежи полностью вывело house-музыку из подполья. Из тщательно законспирированного музыкального явления, каким они были в начале девяностых, к середине 1995 года ночные вечеринки превратились в массовое молодежное движение, и поток событий начал размывать привычное равновесие сил. Все, от чего так ликовала молодежь, теперь не устраивало и крайне раздражало надзирающие органы. Спешно созданные подразделения МВД забрасывали в клубы и на рейв-площадки своих резидентов, начался тотальный сбор информации, проводились рейды, обыски и задержания. У всех, кто танцевал по ночам, теперь появился шанс стать жертвой вооруженных налетов ОМОНа, прозванных за свой адский антураж и жестокость «маски-шоу». Выискивая в клубах рецидивистов, убийц и драгдилеров, ОМОН настолько не церемонился с общей массой молодежи, что ужас этих рейдов стал главной клубной страшилкой. Бескомпромиссное противостояние милиции с рейверами закончилось в тот год грандиозным погромом ночных заведений, случившимся в Петербурге после убийства бандитами одного из оперативных сотрудников.
Эмоциональная мотивация, толкнувшая власти крушить ночные клубы, стала известна уже потом и далеко не всем, но то, что пережили подвергшиеся налету гости «Тоннеля», запомнилось им на всю жизнь. Зверообразной лавиной вооруженные люди в масках влетели в переполненный клуб и принялись избивать всех подряд. В считанные минуты прекрасная вечеринка с немецким диджеем была растоптана озверевшим спецназом. Извергающие матерщину бронированные терминаторы с помповыми ружьями бегали по лежащим на полу юношам и девушкам, лупили кого попало прикладами, свирепо глумясь над ними за смерть товарища. После ухода мстителей молодежный клуб был в буквальном смысле залит кровью. На опустевшем после тотального ареста танцполе валялись дамские заколки, оторванные рукава рубашек, выбитые зубы и ломаные оправы очков. Из тех, кто танцевал в клубе тон ночью, пострадали практически все, но что было гаже всего — немецкому диджею выбили прикладом два зуба
Но и это снесли поклонники семплированной музыки. Иллюзий по поводу ханжеской власти и ментовского гуманизма никто не испытывал, так что все остались при своем, и танцы в побитом «Тоннеле» продолжились уже со следующей пятницы.
13
В конце апреля сырой, промозглой ночью по Приморскому проспекту в сторону курортов Финского залива мчался маленький «гольфик». Талая жижица мокро шелестела под днищем машины, а быстрые махи дворников едва поспевали утирать бегущие по стеклу росчерки дождевых брызг. За рулем сидел Данила Ди Каприо, рядом с ним угрюмо курил Андрей, а на заднем сиденье слепились в ком три заливающиеся смехом девицы, прихваченные друзьями для лучшей устойчивости этого необычайно шустрого автомобиля. «Пуля» — так именовал Данила свою машину — была куплена в польском спорт-клубе, весу в ней было шестьсот килограммов, но эта кроха имела турбированный стосильный мотор, переставленный в нее из настоящего «порше». Эффект этого имбридинга был настолько потрясающий, что вот уже вторую неделю друзья летали на этой «пуле» по всему городу, вжимаясь от ускорения в кресла и хохоча от физических перегрузок.
Промелькнули световыми пунктирами Ольгино, Александровская, потом Лисий Нос, «пуля» влетела в поворотный круг и, сбросив скорость, стала красться по спящему Сестрорецку.
— Смотри! — указывая вперед рукой, воскликнул Андрей. — Похоже, что менты!
– Вижу, гаси музыку!
Данила дернул рулем, машина спрыгнула с дорога и тенью юркнула в частную застройку.
– Куда ты?
– Удираем, куда же еще, у меня нет прав.
Поблуждав по темным улочкам, беглецы вынырнули у железной дорога, а уже она привела их к нужному переезду, за которым начиналась территория пансионата.
– Менты не спят, но мы прорвались, — радостно сообщил Данила притихшим девушкам. — О-о-о! Да тут серьезное движение!
Перед грохочущим отзвука концертным залом пансионата везде где только можно на ковре из прокисшей за зиму листвы стояли машины.
– Выгружайтесь.
Андрей выбрался на свежий воздух, но не взбодрился, а напротив, захлебнулся испариной нехорошего предчувствия. Их маленькая компания с минуту постояла перед зданием, а после разошлась в разные стороны: девушки за махали кому-то в толпе перед входом, Данила встретил знакомых и отстал, а Андрей, воспользовавшись одиночеством, еще раз обвел мерцающие стекла пансионата мутным взглядом.