Коррекция
Шрифт:
– Но мою семью вы примите? – спросил он, поднимаясь со стула. – Они это не я.
– Сядьте! – повелительно указал на стул офицер. – Я вам еще не отказал, иначе вас бы вывели на улицу с теми пятью бедолагами. Как вы себе это представляете? Мы выгоним вас на смерть и возьмем сына? И он нам никогда не припомнит смерть отца? Да и ваша жена этому вряд ли обрадуется. Безусловно принять я могу лишь вашу дочь. У вас нужная нам специальность и высокая квалификация. Вы безусловно можете стать полезны, но можете принести и вред. Я вам могу предложить следующее. Мы вас принимаем на срок в один год и будем присматривать. Не бойтесь, ходить за вами хвостом никто не собирается. Просто в случае, если вы в ответ на обиду или оскорбление сломаете кому-нибудь руку или выкинете еще что-нибудь подобное, очутитесь опять у поляков.
– Так что, все терпеть? – вырвалось у него.
– А я вам такого не говорил, – возразил офицер. – Люди есть люди, и они без конфликтов жить не могут, даже наши. Что уже говорить о недавно принятых эмигрантах. Можете судить по себе. Только настоятельно советую учиться держать себя в руках. Запомните, что во всех местах общественного пользования установлены камеры видеорегистраторов. Раньше такого не было, да и сейчас ставят только там, где селят эмигрантов. По мере того как вы станете своими, аппаратуру будут убирать. В комнатах ничего такого не устанавливалось и не будет. Если у вас возник конфликт, обратитесь в ближайший орган власти или своему участковому работнику милиции. Имея запись, будет легко определить виновного. Если что-то случилось в вашей или чужой квартире, включайте запись комма. Тогда, даже если вас вынудят на рукоприкладство, разбираться будут с обоими по записи. Идите к своей семье, они наверняка волнуются. Через полчаса вас воздухом доставят в Центр, где накормят и поселят на ближайшие десять дней. Это время отведено для начального обучения русскому языку и правилам нашего общежития. После этого дадут уже нормальную квартиру. И сходите за вещами, увозить вас будут через другой выход.
– Так чем все закончилось с этим флотом? – спросила Лида за ужином. – То, что корабли во Владивостоке, я знаю, меня интересуют моряки.
– Один корабль адмирал отпустил, – сказал Алексей. – На нем уплыли три сотни сторонников мужской любви. Вряд ли их кто-то примет с распростертыми объятиями, но любовь – это святое! Да, ядерное оружие с него сняли. Слушай, не мешай ужинать, а то я из-за этой рыбы на обеде нормально не поел. Терпеть не могу рыбу, а меня еще уговаривали заняться ее разведением. А речная, по-моему, еще хуже морской: одни кости.
– Так мы не разводим карпов только из-за того что ты их не любишь? – удивилась Лида. – У тебя совесть есть?
– Тебе лучше знать: сто лет живем вместе. А не разводим потому что слишком много канители. В открытых прудах рыба дешева и заниматься ею легко. Под землей это сложнее. С курятиной мороки меньше, да и вообще...
– Ладно, кушай, потом поговорим. Не знаешь, что сегодня в выпуске новостей?
– Сейчас закончу с ужином, я тебе все новости расскажу не хуже телевизора. Да и нет сегодня ничего особенного, разве что на границе с Польшей появились первые американцы.
Через десять минут он, уже умывшись, подошел к жене, которая взяла его коммуникатор и забралась с ним на диван.
– Раз у тебя нет новостей, давай я покажу тебе одну запись, – предложила она Алексею. – Мне ее на твой комм сбросила одна знакомая.
– Не надо никому давать мои каналы связи, – недовольно сказал муж. – Могла бы записать на мобильную память. Ладно, показывай, что у тебя такое интересное.
– Мы с тобой, – пояснила Лида. – Узнаешь?
– Ты в роли мамаши, – прокомментировал запись Алексей. – А это волки. Как я забыл о регистраторах! И давно это смотрят?
– Уже пару месяцев, если не больше. И мне никто не говорил, сама случайно увидела. Я еще думала, чего это на меня все таращатся, теперь ясно. Как же – обезьянья Мадонна!
– Мне, между прочим, тоже никто даже словом не обмолвился. А ведь наверняка смотрели. Я еще кое с кем разберусь. Плохо, но раз это пошло по рукам, нужно использовать для дела. Дам команду кому нужно, чтобы ненавязчиво распространили эти записи среди иммигрантов и довели до их сведения, что животные настолько страшные, что к ним даже обслуживающий персонал боится подходить.
– Ты серьезно?
– Абсолютно. Помнишь, что о нас писали в западной печати? А ведь они одну ее и читали. Что-то в голове наверняка отложилось. Как ты думаешь, много у них будет уважения к стране, в руководстве которой такая одиозная личность, как я? Они ведь к нам сюда прибежали не от большой любви, а из-за страха смерти. Благодарны, конечно, но благодарность имеет обыкновение проходить. Уважение мы у них заработаем, а нам надо чтобы не только уважали, но и любили. Не нас с тобой, а наш народ, нашу страну. Только тогда они станут своими. А пока пусть смотрят. Наши-то ни в какую божественность не поверят...
– Ты уверен? – спросила Лида. – Подержи комм, я сейчас приду.
Она ушла на кухню и через пару минут вернулась с ножом в руке.
– Вроде чистый... – с небольшим сомнением в голосе сказала она. – Смотри!
Зажмурившись, она провела ножом по ладони. Порез сразу же окрасился кровью.
– С ума сошла! – Алексей отбросил комм, схватил у нее нож, порезав при этом палец. – Черт! Пойдем смоем кровь и продезинфицируем!
– Не суетись, – сказала Лида. – Тоже порезался? Так даже лучше. Смотри, вытираю все платком. Вуаля! Теперь давай свой палец. Как тебе?
– Давно узнала? – спросил он, с удивлением рассматривая палец, на котором не было и следа пореза.
На ладони жены виднелась тоненькая ниточка шрама, которая исчезала прямо на глазах.
– Вчера порезалась и обалдела. Хороший факт в копилку нашей божественной природы? Что молчишь?
– Вспоминаю, когда я порезался прошлый раз.
– Ну и когда же? Мне что-то не вспоминается. Было, наверное, но давно.
– Я с готовкой почти не вожусь, поэтому вроде не резался, а вот руку хорошо ободрал года три назад. Только когда все затянулось, я не знаю. Наложили повязку, и через час я об этой ране забыл. А сняли только через пару дней. Врач еще удивился отсутствию шрама, но я тогда этому не придал значения.
– Но ведь не на глазах же затянулось? Вот я и говорю, что мы изменились. Может обследоваться?
– Я все сделаю сам, – пообещал Алексей. – У меня есть лаборатория, где проведут анализы и ничего никому не скажут. Может быть, и накапаем что-то полезное для других, но мне что-то сомнительно. Прошлый раз ничего не нашли, не найдут и в этот.
Глава 28
Когда их остановили люди в полушубках и меховых шапках с козырьками, Мартин решил, что это конец. Сейчас их пристрелят из висящих за плечами автоматов, а жену... Оказалось, что это просто польские пограничники, которые не пропускали никакой транспорт.