Корректор. Книга третья: Равные звездам
Шрифт:
Что я говорю? Как меня занесло в тему общей эмансипации? Я же хотела только про кубалы сказать!..
– …и никто не имеет права покупать и продавать их, как вещи. И вообще, приказываю всем женщинам убрать у платьев капюшоны и с сегодняшнего дня ходить простоволосыми, если нет дождя! Вот. Я сказала.
Глубокая тишина, нарушаемая только пением птиц и прочими далекими лесными звуками, окутала площадь. Несколько невыносимо долгих мгновений Карина, внутренне сжавшись, ожидала шквала возмущенных выкриков. Возможно, даже града камней – или как тут принято наказывать слишком смелых женщин? Потом внезапно она почувствовала движение у своего левого плеча.
– Вы знаете и меня все двадцать восемь лет, что я живу на свете, – громко сказал господин Шаттах, выступая вперед. – Многие знают, что я говорил про женщин то же самое, что только что произнесла сама Карина. Нет для женщины стыда в том, чтобы ходить с открытыми волосами и лицом. Обе мои жены не носят капюшоны дома, и я не хочу, чтобы моя дочь когда-либо надевала на себя это позорное уродство. Маха, Хабиба! – он повернулся, и две женские фигуры в кубалах с готовностью выступили из толпы. – Снимите капюшоны. Сейчас же!
Похоже, приказ для женщин неожиданностью не стал. Без колебаний, двигаясь почти синхронно, они распустили завязки на лице, растянули лицевое отверстие и одновременно сдернули капюшоны на спину. Толпа дружно вздохнула. Под кубалой, как Карина знала по встречам во время купания в речке, местные женщины завязывали волосы в тугой практичный узел. Однако обе жены Шаттаха заранее собрали длинные волосы в косы, охватывающие голову по окружности. В их ушах под лучами солнца сверкнули капли сережек, и две серебряные то ли брошки, то ли монеты засияли на лбах, подвешенные на золоченых цепочках. Карина видела обеих без кубал только однажды, когда спасала Шаттаха от муллулубы, и в ее памяти отложилось что-то встрепанное и перепуганное. Несмотря на то, что местный тип лица до сих пор казался Карине несколько странным и неуклюжим, сейчас они касались ей почти красавицами – четко очерченные лица, крупноватые, но не слишком, носы с горбинками, большие черные глаза и спокойные улыбки.
Толпа негромко ахнула. Женщины, плавно ступая, подошли к мужу, развернулись лицом к толпе, и торговец ласково обнял обеих за плечи.
– Никогда, – громко сказал он, – никогда больше мои жены не наденут на головы проклятые тряпки, скрывающие от мира их красоту. Я горжусь ими и хочу, чтобы все видели, чем я горжусь. Ни мне, ни им нечего стыдиться. Мамай! – он посмотрел на старейшину, на физиономии которого держалась унылая мина. – Что насчет твоих жен? Ты ждешь, чтобы сама Карина повторила приказ?
– Нет, Шаттах, – кисло проговорил Мамай. Судя по его лицу, сейчас он горько проклинал день, когда вертолет с Кариной и Цуккой опустился на ту самую деревенскую площадь, где они сейчас стояли. – Муса, Биссамал, снимите капюшоны.
Он уставился в землю, словно не желая видеть позор своих жен. Те, однако, мешкать не стали. Очевидно, они заранее морально подготовились к тому, что произойдет, а потому сдернули свои капюшоны ничуть не медленнее, чем жены Шаттаха. Их седые волосы и морщинистые лица, на которые редко падали лучи солнца, казались слегка смущенными, но не подавленными и не перепуганными.
– Тамша! – Карина обернулась к служанке, жавшейся поодаль. – Давай, ты тоже.
– Ма, сама Карина, – откликнулась та. – Сейчас.
Она суетливо потянула за тесемки кубалы, но те запутались, затянулись и поддаваться не пожелали. Карина дотянулась манипулятором до узла и одним движением порвала его. Тамша неожиданно для себя вынырнула из капюшона, словно ныряльщик из омута, и замерла, испуганно моргая глазами.
– Ну, а остальные чего ждут? – осведомился Шаттах, обводя замершую толпу взглядом, и в его голосе прорезались командные нотки. – А ну-ка, капюшоны снять!
Толпа словно вскипела. Тут и там женщины поспешно распутывали тесемки кубал, путаясь в них, словно впервые в жизни, и один за другим капюшоны откидывались назад, выпуская на свежий воздух женские головы: молодые, старые, черноволосые и седеющие, круглые и вытянутые, растрепанные и с гладкими прическами. Некоторые пытались смущенно закрыть волосы ладонями, но, разумеется, безуспешно. Мужчины бросали вокруг растерянные взгляды, словно разрываясь между желаниями зажмуриться и пялиться во все глаза на невиданное ранее изобилие обнаженной женской кожи. Карине снова стало смешно. Она прикинула, не следует ли дополнительно приказать укоротить подолы хотя бы до колен, а рукава – до локтей. Наверное, не стоит. Мужики тоже ходят закутанные, и при обилии летучих и кусучих насекомых такое имеет практический смысл. Только они с Цуккой для жужжащей и звенящей живности почему-то несъедобны, а местным лучше предохраняться: какую заразу могут переносить местные комары и мухи, еще только предстоит выяснить. Когда она заведет себе баклабораторию с надлежащим оборудованием, разумеется.
Панариши громко произнес несколько фраз, и толпа, загомонив, начала потихоньку расползаться.
– Я сказал, что духи станут следить за женщинами, – пояснил шаман. – И если кто-нибудь из них наденет капюшон не для защиты от дождя или ветра, сообщат тебе. Или сами накажут и женщину, и ее мужа.
– А они накажут? – поинтересовалась Цукка.
– Я о том позабочусь, – ухмыльнулся шаман. – Ты даже представить себе не можешь, какой воспитательный эффект имеет простейшая ветряная свистулька из глины, незаметно засунутая в щель в стене. Шаху, спасибо за помощь. Разыграно как по нотам.
– Разыграно? – с внезапным подозрением взглянула на него Карина. – Вы что, заранее сговорились?
– Конечно, – пожал плечами шаман. – Любую импровизацию всегда следует хорошо подготовить заранее.
– О… – Карина растерянно взглянула на обеих жен торговца, ласково ей улыбнувшихся. – Я… я прошу прощения, госпожи, что вам пришлось… Что вам пришлось… первыми…
– Сама Карина, – одна из жен шагнула вперед. – В городах, куда мы ездили для торговли, мы всегда ходили без капюшонов, но здесь нам приходилось натягивать их снова. Шаху давно мечтал о том, как мы сможем вместе пройти по деревне, ни от кого не скрываясь, и теперь его мечта исполнилась. Спасибо тебе.
– И вы не чувствуете себя плохо? – неуверенно переспросила Карина.
– Нет, сама Карина. Мы давно привыкли. Теперь пусть привыкают и соседи. Кстати, меня зовут Хабиба, а она, – женщина кивнула на вторую жену, – Маха. Раньше это не имело значения, все равно нас никто не мог различить под кубалами. Но теперь наши имена обрели смысл, и за то тебе отдельное спасибо. Маха плохо знает общий, но я говорю и от ее имени.
– Всегда пожалуйста, сама Хабиба, – облегченно вздохнула Карина. – А если кто-то из мужчин скажет вам что-нибудь плохое из-за того, что вы теперь без кубал, передай мне. Я его отучу языком болтать!