Корректор. Книга третья: Равные звездам

Лотош Евгений

– Я отучу его первым, – фыркнул Шаттах. – Спасибо, сама Карина, ты очень помогла нам. Река перемен наконец-то принесла свежие воды…

Он низко, но с достоинством поклонился и вместе с женами пошел по тропинке к своему дому. Карина смотрела ему вслед, и на ее сердце внезапно стало легко-легко. Что бы ни случилось с ними в дальнейшем, снова надеть мерзкие капюшоны на женщин окажется не так-то просто. В конце концов, ее устами вещают сами духи, разве не так?

– Ну что, Кара, раз уж мы пришли домой, пошли обедать, – сказала Цукка. – Когда ты закончила с тем дедом с язвой, часы показывали без пятнадцати десять. Сейчас, наверное, полпервого, и у меня в желудке бурчит.

Рис, у нас никаких больше срочных дел не осталось? Ну, там боги в гости пожаловать не намерены? Или еще что-то такое в таком духе? Ты не надейся, я не забуду, что ты нам свою историю должен рассказать. Ну-ка, пошли в дом! Кара, приготовься его ловить, если сбежать попытается.

– Женщина – самое мстительное существо в мире, – вздохнул Панариши. – Но у меня есть еще одна отговорка – вон она идет. Или бежит?

Дурран, действительно, почти бежал, яростно распихивая по сторонам отшатывающихся деревенских, не успевших отскочить в сторону. Младший Коготь сверкал оскаленными зубами, его глаза метали молнии, а в руке он сжимал внушительных размеров пистолет.

– Сама Карина! – проскрежетал он, останавливаясь перед женщинами. – Правда ли, что ты подбиваешь людей сжигать посевы и запасы маяки?

– Я? – поразилась Карина. – О чем… а! Господин Дурран, я не подбивала никого и ни на что. Я просто заявила, что маяка – зло, и что выращивающие ее могут забыть о божественной справедливости. Я что-то не так сказала? – она как можно невиннее захлопала ресницами.

– Ты подбиваешь людей на открытый бунт! – все так же сквозь зубы рыкнул Дурран. – Как ты смеешь!..

– Она, как мне помнится, никого на бунт не подбивала, – заметил Панариши, изучая Младшего Когтя из-под полуприкрытых век. – Она всего лишь высказала свое мнение.

– Люди называют ее Избранной Дочерью, шаман! Причем с твоих слов!
– Дурран резко развернулся к нему, поднимая пистолет. – Ты виновен не меньше ее! Думаешь, если люди верят в твои сказочки, ты можешь творить все, что захочешь? Ты готов пойти против Дракона, шаман?

– Господин Дурран! – крикнула Карина. – Остановись!

Она ухватила манипулятором ствол пистолета и вздернула его вверх, не вырывая, однако, оружия из руки Младшего Когтя. Хватит с того и одного публичного унижения. Тот, почувствовав, что оружие ему не подчиняется, бешено глянул на нее, но разумно не стал демонстрировать данный факт пялящимся на него деревенским, сделав вид, что сам отвел дуло.

– Господин Дурран! – уже спокойнее сказала Карина. – Я сожалею, что мои слова доставили тебе лично неудобства. Однако я сказала то, что сказала, и при необходимости повторю. Маяка – зло. Наркотик, который делают из нее, губит человеческие жизни. Ты знаешь, во что он превращает людей всего через год-другой регулярного приема? Я врач, я видела. Я бывала в реабилитационных центрах – и ужаснее картины не встречала. Ваша маяка ежегодно губит десятки тысяч людей только в Катонии и сотни тысяч – по всему миру. Я отдала бы жизнь за то, чтобы уничтожить ее раз и навсегда!

– Так вполне может случиться! – рявкнул Дурран. – Ты что, не понимаешь, что как только слухи о твоих словах дойдут до моих командиров, ты – труп?

– Пусть, – Карина твердо выдержала его взгляд. – Но я не отступлю. Господин Дурран, разве ты не понимаешь, что ваш Дракон наживается ценой смерти людей?

– Да что нам ваши люди! – ощерился Дурран. – Вы, сытые людишки! Вы живете в своих благополучных странах, ничего не зная о нашей жизни! Ты знаешь, как я рос? Я жил как крыса, умирал с голода на деревенских улицах, дрался за объедки на помойке у казарм Караванной Охраны! Когда я вырос достаточно, чтобы поступить

в грашскую армию, я нанялся рекрутом – и нашу часть немедленно послали в другой город, название которого ты никогда в жизни не слышала, чтобы подавить бунт таких же уличных крыс, как я! Пятнадцать лет я служил поганым грашградским толстосумам, а когда меня выбросили на улицу в звании старшего рядового, в моем кармане осталось десять бумажек по тысяче вербов. Хоть кто-то в вашей откормленной Катонии, жирующей на меди, серебре, алмазах и уране из грашских шахт, задумывался о моей жизни? О том, что в тех самых шахтах каждый год от обвалов гибнут сотни шахтеров – простых людей, которым нечем больше заработать себе на жизнь? Почему я должен думать о безвольных людишках, не слышавших даже слова "честь"? Их никто и никогда не заставляет колоть себе маяку насильно, они хватаются за шприц от того, что их жизнь не имеет никакого смысла! Так пусть подыхают в своем дерьме и блевотине!

– Значит, ты борец за справедливость? – задумчиво спросил Панариши. – Продавая наркотики, по-твоему, Дракон восстанавливает нарушенный мировой баланс, или что?

Дурран дернулся, цепляясь за рукоять неподвижно висящего в воздухе пистолета.

– Дракон хотя бы понимает, что такое честь! – прошипел он. – Да, мало благородства в том, чтобы продавать дурман вялым городским остолопам! Но, по крайней мере, мы не изображаем из себя защитников народа, как эти потаскухи -Матери тарсачьих кланов, или как напыщенные гуланские Повелители ветра! Мы не проливаем слез над страданиями жителей Сураграша, но хоть как-то защищаем их от жадных кровопийц с Кронга! Не будь нас, Караванная Охрана давно превратила бы весь Сураграш в большой лагерь рабов!

– Я помню тебя, сан Дурран, – спокойно произнес Панариши. – Тебя уволили из армии в пятьдесят четвертом, верно? Ты вступился за молодого парня, которого Глаза арестовали по подозрению к причастности к деятельности Дракона в Кумте. Тогда в драке тебе и сломали руку.

Глаза Дуррана расширились, и он поперхнулся.

– Как ты можешь помнить о драке, о которой забыл даже я сам? – медленным угрожающим голосом спросил она. – Откуда ты, бродячий лесной шаман, знаешь такие вещи?

– В твоей душе живет благородство, сан Дурран. То самое благородство, о котором ты тщетно пытаешься забыть уже четыре года. И, похоже, успешно забыл. Скажи, каково оно – выступать в роли надсмотрщика над рабами на плантациях и охранника заложников?

Дурран потемнел лицом. Карина решила, что он сейчас набросится на шамана с кулаками, но Младший Коготь лишь взглянул шаману в глаза.

– Я не искал такой работы, когда приносил клятву чести, – ровно сказал он. – Но и нарушать клятву тоже не собираюсь. Сама Карина, я не имею ничего против тебя лично. Но я вынужден доложить о твоих словах Старшему Когтю Балану. Если я этого не сделаю, сделает кто-то другой. Надеюсь, к ним не отнесутся слишком серьезно. Отдай мое оружие. Я не стану стрелять.

Спохватившись, Карина выпустила ствол пистолета, и Дурран неторопливо засунул его за пояс на спине. Бросив на шамана последний неприязненный взгляд, он неторопливо пошел по тропинке между домами.

– А ты умеешь завоевывать союзников, Кара, – взгляд Панариши стал задумчиво-прикидывающим. – Даже среди врагов.

– Союзников? – удивилась та. – Но я ничего не делала…

– А он, тем не менее, уже перед тобой оправдывается, и оправдывается искренне. Значит, ему почему-то важно твое мнение. Наш человек, хотя пока о том не догадывается. Хотя есть одна проблема: клятва для людей вроде него – вещь серьезная. Нужно подумать… Пока, девочки, еще увидимся.