Корсар
Шрифт:
Его тон почти отеческий, но мне это не нравится. Лучше просто молчать и слушать музыку, чем вести такие бесплодные беседы.
— Там разные, как вы выразились, околачиваются. И, наверное, не это всё-таки не ваше дело.
Он наконец замолкает, снова тянется к бардачку и что-то оттуда достаёт. Потом резко поворачивается в мою сторону, а я вжимаюсь спиной в сиденье, потому что взгляд Пети ни в какое сравнение не идёт с отцовским. Вмиг становится душно и… страшно. Берусь за ручку двери, готовая в любой момент дать дёру и мчать до треков, не оглядываясь.
Что ж я за истеричка такая? Нервы
— Может быть, забьёшь на своего жениха и поедешь со мной кататься? — разрушает неуместными словами тишину, а я от неожиданности замираю. — Обещаю, этот вечер ещё долго будешь вспоминать.
От понимания, что именно он мне предлагает, на что намекает становится противно.
— Нет уж, спасибо, меня на самом деле ждут. Да и есть, кому развлечь.
Стараюсь, чтобы мой голос звучал твёрдо, а Пётр Олегович тихо смеётся. Замечаю бегущих в обратном направлении, счастливую Иру и улыбающегося Петю, и выдыхаю. Не будет же он при них ерунду городить?
— Ева, — резко протягивает руку и что-то всовывает в мою ладонь, — позвони мне, как решишь отдохнуть. Не пожалеешь, обещаю.
— С ума, что ли, сошли? — задаю самый тупой вопрос из возможных, инстинктивно сжимая кулак, в котором так и остаётся кусок врученного мне картона. Ладони мгновенно становятся влажными, а я скриплю зубами от злости на саму себя.
Я так ошарашена его действиями, что даже слов нормальных найти не могу. Дикость какая-то.
— Да ладно тебе, — усмехается, сильно сжимая моё запястье. — Ты же не маленькая девочка, всё должна сама понимать. Тебе со мной понравится, обещаю.
Мать его! Вот это поворот.
— Руки убрал, — шиплю, глядя в его наглые глаза. — Ещё раз дотронешься до меня, важный орган оторву.
— Какая смелая, — смеётся, а когда Ира распахивает дверцу, повторяет одними губами: — Позвони мне.
Ага, дерьма кусок, так я и сделаю. Держи карман шире.
Не знаю, сколько едем, пока вдалеке не показываются знакомые высокие ворота. Выдыхаю, когда вижу их и снова ловлю на себе странный взгляд в зеркале. Так и хочется поинтересоваться, какого чёрта он высматривает, но молчу, потому что мне совсем не обязательно с ним общаться. Мало ли, с чьим сыном закрутила роман моя подруга.
— Спасибо, что подвезли, — выдавливаю из себя, а Пётр Олегович издаёт странный смешок.
Распахиваю дверцу и выбегаю на улицу, лишь бы быть подальше от этого противного человека. В черепной коробке бьётся мысль, что должна всё рассказать Ире. Вдруг он и к ней будет приставать? Но почему-то кажется, что может стать только хуже. Зная её, могу легко предугадать, что полезет во всём разбираться, и только усугубит.
Нет, лучше просто выкинуть глупости из головы. И вообще забыть этого Петра Олеговича, как страшный сон.
В руке всё ещё зажата визитка, которую мне всучил этот гад, и я, не глядя, сую её в сумку. С детства имею дурацкую привычку собирать всякий хлам: записочки, обрывки бумаги с какими-то адресами, рекламные проспекты, которые потом девать некуда. Вот и сейчас, вместо того, чтобы выбросить, сохраняю.
— Я приехала, — говорю, когда Роджер снимает трубку. — Впустишь?
— Ещё спрашиваешь, сейчас.
Остаюсь стоять у закрытых ворот, стараясь не смотреть на медленно
Только это точно не мои проблемы. Если у кого-то в штанах революция, предпочитаю держаться поодаль.
Пока размышляю обо всём этом, заляпанный внедорожник скрывается из виду, а ворота медленно открываются, погружая меня в атмосферу адреналина, похоти и веселья.
— Добрый день, — говорю, увидев перед собой высокую и красивую Аню. Почему-то думала, что сам Роджер выйдет меня встречать, или кто-то из его друзей. — Я к Роджеру.
— Я знаю, — передёргивает плечами, обтянутыми кожаной курткой с закатанными рукавами. Под мышкой, как всегда, зажат планшет, к которому прикреплены многочисленные бумаги. Секунду она смотрит на меня, будто о чём-то размышляет, но потом улыбается и манит рукой. — Проходи, он тебя ждёт.
Вокруг народу больше, чем помнится по прошлому посещению. Мужчины разных возрастов, затянутые в кожу, обвешанные цепями и унизанные пирсингом и заклёпками, общаются, распивая пиво и ожидая заездов. Атмосфера вседозволенности и полной свободы захлёстывает с головой, и я будто плыву в этом водовороте чистых эмоций, точно в вязком мареве. Смех, громкая музыка, звон стекла, шум моторов — всё это странным образом не диссонирует, а дополняет друг друга.
Дорога кажется бесконечной, или просто в прошлый раз Брэйн вёл меня более короткой дорогой — не знаю. Просто кажется, что петляем вокруг заветного ангара, но мне сегодня вообще очень многое мерещится, волнует. Смотрю на идущую впереди Аню, и она кажется такой красивой: брюнетка, с красивыми иссиня-чёрными волосам, длинноногая и стройная, с просто потрясающей способностью плыть сквозь толпу, не замечая обращённых на неё плотоядных взглядов. И что Роджер нашёл во мне, когда такая красавица совсем рядом? И было ли у них что-то, пусть и в далёком прошлом? Роджер никогда при мне ни разу не упомянул ни одну из своих женщин, которых, уверена, у него было достаточно.
Но вот эта девушка идёт горделиво впередели, и толпа редеет, растекаясь вокруг затихшим морем, а я думаю, что легко могла бы понять, если бы у них с Роджером что-то было. Больно будет, если и сейчас длится, потому что такой красавице я точно не конкурент. Это всё равно, что сравнивать статуи Родена и бюст Ленина в Красном уголке местного ДК.
Не знаю, сколько петляем, но всё-таки виднеется на горизонте ангар, в котором тогда увидела Роджера. Ведь именно в тот день, если хорошенько подумать, изменилась моя жизнь. До неузнаваемости. И я ни за что на свете не променяю её на что-то другое.
Аня кидает на меня странный взгляд, а я ёжусь от того, сколько в нём боли и затаённой печали. Я не дурочка, многое понимаю, но стыдиться мне нечего. Перед ней — по сути, совершенно посторонней женщиной — мне не в чем виниться.
Берусь за ручку двери, а сердце в груди предательски ухает, а Аня разворачивается на пятках и уходит куда-то, не сказав ни слова. Ну и ладно, не больно-то и хотелось. Подругами-то мы точно не станем.
— Что-то ты долго, — говорит Роджер, когда вхожу в светлое помещение ангара.