Корсары. Легенда о Черном Капитане
Шрифт:
Вот потому – то, когда я узнал что на случайно зашедший в гавань Бостона корабль требуется врач, я поспешил предложить свои услуги – и даже то что корабль не был похож на обычного «купца» меня не очень смутило. Не скрою, было сперва страшновато – но я втянулся. И вы похоже втянулись, не так ли?
Питер лишь кивнул, вставая с койки чтобы отправится передохнуть в каюту, что делил с Джаспером…
…В темной каюте дверь была заперта, иллюминатор задраен, – было невыносимо жарко. Питер, который не спал, обливаясь потом и почти задыхаясь, соскочил, наконец, со своей койки и бесшумно прошел в кают-компанию, а затем по капитанскому трапу на полуют. Ночной бриз заиграл в его распахнутой боевой рубахе, в парусиновых штанах, свободно свисавших с его голых ног. Он перешел с правого на левый борт, затем подошел
«Черт возьми! – проворчал Блейк, говоря сам с собой. – Не дурак ли я, что сплю закупоренный в этой адской каюте, когда здесь такая благодать…»
Он дышал полной грудью, и морской воздух, весь пронизанный солеными брызгами и полный также ароматов близкого берега, восхитительно обвевал ему виски, шею, грудь.
Постелив прямо на палубе тюфячок, он заснул…
Ему опять приснилось, что он стоит у фальшборта рядом со шканцами черного корабля, идущего под черным флагом, на котором нет ни оскаленного черепа, ни скрещенных костей или клинков, ни танцующего скелета, ни девиза; на нем вообще ничего нет. И плывет он по неизвестному океану, ориентируясь по незнакомым звездам, которых он никогда раньше не видела. Не видела он и капитана. Он ни разу не повернулся ко мне лицом. Но он знал, кто стоит на квартердеке… Знал – но боялся вспомнить.
…Боевое крещение навсегда врезается в память. …В тот первый раз они с Биллом, оба с ног до головы обвешанные оружием, стояли рядом у фальшборта и ждали команды. У каждой по паре заряженных пистолетов со взведенными курками, заточенный до бритвенной остроты тесак, ножи и тяжелый топор в петле на поясе. Ему никак не удавалось унять дрожь в коленках, костяшки пальцев, сжимавших поручни.
Ноги у него сделались ватными, во рту пересохло, и он дрожал то ли от напряжения то ли от страха, стоя наготове и с трепетом ожидая столкновения борт в борт с преследуемым ими судном. Нет ничего хуже ожидания. Он повидал немало сильных мужчин, чьи лица задолго до начала схватки белели как полотно, а их желудки выворачивало наизнанку или так прихватывало, что не всякий успевал добежать до гальюна. В таких случаях не принято подтрунивать, а тем более издеваться над осрамившимся товарищем, и даже записные насмешники, способные подшутить хоть над собственным палачом, хоть над самим Сатаной, не позволяют себе ничего лишнего.
Испанский капитан, сообразив, что выброситься на берег не успеет, стал разворачиваться правым бортом к преследователю. Залп полутора десятка пушек, будь он чуть поточнее, мог бы сразу пустить «Обрученного» на дно. Пиратский корабль отделался несколькими дырками в носовой части, да повредило одно из орудий на батарейной палубе. Расстояние между кораблями быстро сокращалось. … Разрядив пушки, он тем самым дал возможность пиратам на четверть часа – и то если свои канониры сработают идеально четко – возможность подойти к беззащитному борту и свалить на абордаж. И теперь будущий трофей отчаянно пытался сделать поворот фордевинд. Серебряный, понятно, такой возможности ему не предоставил. Тяжелый «торгаш» не мог повернуть так же быстро, как бриг, и пираты всадили испанцу залп картечью с расстояния пистолетного выстрела.
– Мушкеты к бою! – гаркнул капитан. – Поднять флаг!
Французский флаг соскользнул с клотика «Обрученного с ветрами», а вместо него появилось черное полотнище со скрещенными саблями.
Питера все это время бросало то в жар, то в холод, ему казалось что лицо позеленело, как кожура недозрелого банана. Рука Билла ободряюще сжала его запястье.
– Не дрейфить, кэп! Мы будем прикрывать друг друга в бою, – склонился к его уху Тернер, чтобы перекричать грохот пушечной канонады. – И ничего не бойся: ведь ты со мной, а я с тобой! Испанцы ответили нестройным залпом – не все пушки успели зарядить – и тоже картечью. Кое-кого из пиратов убило, несколько человек ранило. Здоровенного мужика, стоявшего
– На абордаж!
Каждый выхватил по паре пистолетов и пустил пули в клубящийся слоистый дым сгоревшего пороха. Оттуда в ответ грянули вразнобой выстрелы мушкетонов и ружей. Кто-то упал, с полдесятка человек скорчились за фальшбортом – кто ранен, кто убит, не понять, – но семеро самых здоровых пиратов уже взмахнули абордажными крючьями. Железные «кошки» впились в фальшборт и палубу «купца».
Корабли столкнулись так, что затрещали борта. И тут же на палубу посыпались вооруженные до зубов пираты…
Они одними из первых покинули «Обрученного» и одновременно перепрыгнули на палубу атакованного судна, готовые драться и умереть, защищая спину напарника. Но схватка увяла, не успев разгореться. Экипаж «купца» капитулировал после первого же натиска. Это было самое обыкновенное торговое судно, и люди нанимались на него вовсе не за тем, чтобы сражаться с пиратами. Они сложили оружие, не оказав сопротивления, но когда все закончилось, Питера долго трясло…
– Постепенно он втянулся, и каждый последующий абордаж уже не вызывал прежних эмоций, а со временем и вовсе превратился в рутинную обязанность…
Тактика была немудреной: подойти поближе, переждать залп, засветить по палубе и рангоуту картечью, потом выпалить из мушкетов – и вперед на абордаж.
В такие минуты все напряжены, сосредоточены и ждут сигнала, сжимая в руках багры и абордажные крючья, метательные ножи, топоры и тесаки. Иногда Джон собирал на баке музыкантов, и они атаковали противника под барабанную дробь и звуки литавр, но чаще приказывал палить из пушек холостыми выстрелами, и тогда волна полуобнаженных пиратов накатывалась на обреченное судно прямо из облаков клубящегося порохового дыма.
Но стоит перебраться на палубу приза, и все меняется, будто по мановению волшебной палочки. Собственные страхи безвозвратно уходят, как только осознаешь, что они ничто по сравнению с тем ужасом, который команда и пассажиры атакуемого корабля испытывают перед пиратами. Корсары обрушивались на них с безрассудной дерзостью, очертя голову и безжалостно пресекая малейшие попытки к сопротивлению. Впрочем, жертвы обычно сразу сдавались, прекрасно зная, что в противном случае пощады не будет.
Призы попадались нередко, одна атака сменялась другой, а в бою, как правило, не до воспоминаний и душевных терзаний. Удаче немало способствовала придуманная Джоном военная хитрость. Они затягивали орудийные порты раскрашенной под дерево парусиной и поднимали какой-нибудь флаг, в зависимости от того – чей флаг развивался на ноке замеченного судна. Затем некоторое время шли следом за ним параллельным курсом, постепенно сближаясь. И лишь подойдя к ни о чем не подозревающей жертве на расстояние пушечного выстрела, раскрывали карты, срывая маскировку с орудийных стволов и заменяя испанский, английский или голландский стяг на черное полотнище с Веселым Роджером.
Бутафорские пушки были не единственной выдумкой Окорока. Кроме того, он учил команду изготовлять «адскую смесь» – пустые винные бутылки заполнялись селитрой, известняком, тухлой рыбой и смолой. Подожженные и брошенные на палубу корабля противника, они подавляли самое упорное сопротивление.
Случалось им воплощать в жизнь и другую уловку, изобретенную хитроумным капитаном. Переодевшись в женское платье, несколько матросов помоложе неторопливо прогуливались по палубе, усыпляя тем самым бдительность наблюдателей противника, следивших за нами в подзорные трубы. А дальше все шло по уже накатанной колее. Следовал предупредительный выстрел из носового орудия, а если капитан «купца» мешкал или не подчинялся столь недвусмысленному требованию спустить паруса и лечь в дрейф, у канониров, стоявших наготове с тлеющими фитилями в руках у заряженных пушек, имелся в запасе аргумент повесомее: ядра, соединенные между собой толстой цепью. Такие гостинцы в клочья рвали паруса и такелаж и срезают, как бритвой, реи из лучшей корабельной сосны. После этого остается только довершить разгром, подавив одним-двумя залпами ответный огонь. Но до подобных крайностей почти никогда не доходило. Было совсем не с руки уродовать ядрами ценный приз, а капитану и экипажу тем более не хотелось стрелять, ставя головы на кон за хозяйский груз…