Коршун и горлица
Шрифт:
– Глупости, - сказал он, - я не говорил, что их ослепили. Они слепые, потому что уродились такими.
Сарита закусила губу, чувствуя себя виноватой.
На какое-то мгновенье она подумала, что эти люди способны на такое варварство. Она не понимала их, и в своем невежественном высокомерии пришла к этому пугающему выводу.
– Извини, - прошептала она, глядя в пол, - не знаю, почему мне вдруг такое пришло в голову.
– Ничего, ты еще научишься понимать нас.
Конечно, мы кажемся тебе странными.
– Но я ведь не
– Нет, не кажется, - согласился он, - но я много путешествовал и занимался тоже многим. Я знаю много такого, чего ты не знаешь.
Он улыбнулся ей. Она выглядела такой унылой, эйфория, которая владела ею еще минуту назад, теперь улетучилась.
– Дорогая, но я совсем не хотел, чтобы ты так расстраивалась. Я чувствую, что ты звенишь, как натянутая струна. Дай Лейле расслабить тебя.
Он легонько подтолкнул ее к кушетке.
– Мы поговорим об этом в другой обстановке.
Сарита не нашла в себе сил для ответа и послушно легла. Абул лег неподалеку на такую же кушетку. Лейла подержала слегка потряхивая, маленькую кастрюльку над свечой. Воздух наполнился изысканным ароматом. Сарита расслабилась и вместе с мышечной свободой к ней пришло и забвение своего смущения. Лейла размазала содержимое кастрюльки по ладоням и начала втирать теплое и душистое масло в Саритин позвоночник. Глаза ее закрылись сами собой. Может быть, в этих банных ритуалах и есть что-то, - подумала она, - может быть, она сможет привыкнуть к ним...
– Аллах!
– воскликнула Лейла в ужасе, дойдя до ступней Сариты.
Абул что-то лениво произнес по-арабски.
– Что ты говоришь?
– открыла Сарита один глаз, - я не поняла.
– Сейчас поймешь, - пробормотал Абул.
И она действительно поняла, потому что минутой позже Лейла подняла ее ступню и начала чем-то скрести по ороговевшей подошве. Сарита с негодующим воплем отдернула ногу. И почему эти люди не оставят все как есть? Неужели они не могут понять, что ступни служат ей для ходьбы без обуви? Но они-таки не понимают этого, у нее было уже достаточно оснований для того, чтобы осознать это.
– Мои ноги принадлежат мне, - заявила она, и я не желаю, чтобы их трогали. Будьте любезны перевести это, господин калиф.
– Нет, - сказал Абул, - это преступление - портить красоту. Кроме того, для этого больше уже нет необходимости.
О, но она есть. Сарита прикусила язык, и снова отдернула ногу. В следующую секунду Абул уже сидел на ее ягодицах. Ощущение его тела, прижимающегося к ней в столь интимном месте заставило Сариту зарыться лицом в подушку. Она чувствовала, что Лейла снова занимается ее ногами так, как будто бы не случилось ничего, выходящего за рамки обыденного. Но, может быть, у калифа вошло в привычку сидеть голышом на женщинах, с тем чтобы заставить их не двигаться. В этом месте, когда дело касалось калифа и женщин, все казалось обыденным.
– Такое маленькое создание
– Ты дашь Лейле делать то, что она должна делать, или я должен оставаться там, где я есть?
– Я не буду двигаться, - пробормотала Сарита в подушку.
– Не понял, - вежливо сказал Абул, склоняясь к ее уху, - скажи немного громче.
– Я сказала, что буду лежать неподвижно, - выдохнула Сарита.
– Жаль, - Абул соскочил с нее, - я наслаждался своим положением.
– Вы нечестно играете.
– А я и не обещал играть честно, я говорил только, что не буду принуждать тебя, - - он снова растянулся на своем диване.
– Ты отлично знаешь, что я намерен использовать каждую возможность для того, чтобы совратить тебя, - глаза его стали озорными, а это, моя упрямица, включает в себя и долгие совместные ночные часы, которые мы с тобой будем делить.
– Еще одна такая ночь? Нет, это будет непереносимо. Я откажусь прийти к вам, - заявила она с бравадой.
– Вы не можете принуждать меня к тому, чтобы делить с вами ложе.
– Ты путаешь "не могу" и "не буду", - сказал он задумчиво.
– В этом месте я могу все, но не вижу в этом необходимости. Я просто приду к тебе сам.
"И не найдешь меня", - подумала Сарита.
Решительность - это, видимо, все, что у нее осталось для того, чтобы бороться с собой в этой ситуации.
Лейла начала водить чем-то по ее спине.
– Что она делает?
– Сарита попыталась вытянуть шею.
– Удаляет грязь с твоего тела, - сказал Абул, - она сходит вместе с маслом.
– Но не может быть, чтобы я была грязной, - после всех этих ванн, заявила Сарита.
Абул рассмеялся.
– Обычная вода не может так очистить тело.
Пар отправляет нечистоты на поверхность, а удаляет их масло и стригиль.
Сарита удивилась, как случилось, что она столь поразительно невежественна в том, что касается такой важной вещи, как чистота? Или они просто пытаются объяснить с помощью науки то, что и без нее понятно каждому. Она представила себе, как усмехнулись бы мужчины ее племени, услышав подобные рассуждения. Они наверняка сочли бы их признаками слабости и упадка. Но в Абуле Хассане не было ничего упадочного, не было даже намека на слабость.
– Перевернись, - сказал Абул сонным голосом, - Лейле надо обработать тебя до конца.
Глядя на своего компаньона, Сарита послушалась. В то время как Заида применяла свои очищающие средства, тело его было совершенно расслаблено, а глаза закрыты. Как он может быть столь недвижным, сознавая, что рядом, совершенно нагая, лежит она? Он все еще хочет ее, иначе не стал бы обещать ей перенести арену их сражения на другую сцену. Самое ужасное было то, что она, в отличие от него, не могла так спокойно относиться к его обнаженному телу. На самом деле ей безумно хотелось провести рукой по его золотому телу, почувствовать его мускулы, дотронуться до его живота и ниже...