Коршун и горлица
Шрифт:
Сарита же так и осталась сидеть на оттоманке, как будто бы вовсе не обратила внимания на его появление. Она взяла еще один абрикос из вазы и медленно надкусила его.
Он восхитился дерзкой чувственности этого жеста.
– Уйдите, - приказал он служанкам. Он тихо закрыл за ними дверь.
– Похоже, ты не рискуешь выйти за пределы этой башни при свете дня, заметил он, подойдя к ней.
Он прищурился, глядя на пол, усыпанный абрикосовыми косточками.
– Ты, вероятно, очень любишь абрикосы, не так ли?
Сарита уже не была так в этом уверена. Она поглотила огромное их количество и теперь держала в руках
– Я хочу сейчас же покинуть это место, - ей казалось, что будет лучше всего, если она сразу перейдет к делу.
Абул поджал губы:
– Тебе идет этот цвет.
Сарита посмотрела на свое платье, сшитое из шелка яблочно-зеленого цвета. Цвет действительно шел ей - зеркало сказало ей об этом столь же красноречиво, как Кадига и Зулема. Он оттенял ее волосы и очень шел к ее глазам. Что бы она не думала о покрое своего наряда, он не мог не льстить ей.
Однако она не собиралась показывать этого.
– Наряд очень смешной, - заявила она.
– Да? В каком смысле?
– он выглядел вежливо-заинтересованным.
– Ну, в нем ничего невозможно делать - только лежать, да поплевывать абрикосовыми косточками, - сказала Сарита.
– А зачем тебе делать что-нибудь еще?
Сарита возмущенно подпрыгнула.
– Я не люблю валяться, - она была уже по горло сыта этим.
– Возможно, вы не слышали меня, но я сказала, что желаю покинуть это место.
– Отлично, - невозмутимо ответил Абул, - я верну тебя под защиту твоего народа. Они все еще в оливковой роще. Через час ты будешь с ними.
Он, прищурившись, наблюдал за ней. Конечно, говоря так, Абул рисковал, но он рассчитывал на отчаяние, вследствие которого она решилась на то, чтобы убежать из лагеря.
Кровь отлила от ее щек.
– Нет, я не могу. Вы не понимаете.
– Я понимаю, что ты сбежала вчера из своего племени. Но если ты не хочешь остаться здесь, значит, я делаю вывод, что ты хочешь вернуться в него.
– Нет, я этого не хочу.
Он слышал дрожь в ее голосе.
– Но тебе больше ничего не остается, Сарита.
Я знаю, какие опасности могут подстерегать тебя на моей земле. Первая же попавшаяся банда разбойников, схватит тебя и продаст в рабство.., конечно, после того, как досыта насладится тобой, - добавил он.
– Я попытаю счастья, - решительно сказала она.
– Вчера я знала, на что шла. С тех пор ничего не изменилось.
Он покачал головой.
– Именно, что изменилось. Ты теперь под моей защитой - нет, дай мне кончить, - сказал он, увидев, что она открыла в негодовании рот, чтобы возразить ему, - я калиф этой земли. Все, кто путешествуют по ней, делают это с моего благословения. Только так я могу сохранить порядок. Если я отпущу тебя одну путешествовать по моим дорогам, а потом тебя кто-то обидит, то, поскольку ты находишься под моей защитой, обида будет нанесена и лично мне. И мне придется наказать преступника. Вот в этом и состоит трудность.
В его рассуждениях явно присутствовала определенная логика, но Сарита не имела желания ее замечать.
– Ваши доводы - не что иное как благовидный предлог задержать меня, заявила Сарита, - мне уже была нанесена обида.., вами.
– Как же я обидел тебя?
– Вы похитили меня. Этого вы не можете отрицать.
Он покачал головой, - я увез тебя.., одинокую и беззащитную женщину, от опасностей большой дороги.
Сарита
– Вы держите меня здесь против моей воли, - наконец сказала она.
По крайней мере, это он не мог оспорить.
Но Абул снова покачал головой.
– Нет, я готов вернуть тебя твоему народу. Я просто сказал, что не позволю тебе уйти отсюда без защиты.
Сарита отвернулась от него. Положив локти на мраморную раковину фонтана, она уставилась на прохладную и чистую поверхность воды, покрытую рябью от брызг падающей струи. Она вспомнила женщину из их племени, которая сбежала от своего мужа с мужчиной из другого клана. Муж поймал ее и убил любовника, как Тарик убил Сандро. Крики женщины и треск его плети часами доносились из леса, окружающего их лагерь. Сарита вспомнила, как ужасно себя чувствовала, слыша все это, вспомнила, что лагерь пребывал в полнейшем молчании, как будто все его обитатели участвовали в этом акте мести. Потом он привязал щиколотку женщины к колесу фургона так, чтобы она могла выполнять свои домашние обязанности. Сарита как сейчас помнила ее, мечущуюся между фургоном и очагом, и поднимающую веревку, чтобы она не очень натирала ей кожу, когда ей нужно было отойти дальше. И никто не проявлял никакого сочувствия к ней. Таков был суд племени. Прошло много недель, прежде чему муж отпустил ее, но к тому времени она уже совершенно сломалась, все время молчала, ходила с опущенными плечами и то и дело вздрагивала.
– Я не могу вернуться, - сказала Сарита.
Абул встал и положил ей на спину между лопаток руку.
– Ты убежала от человека, убившего твоего любовника?
Она удивленно повернулась к нему.
– Откуда вы это знаете?
– Юсуф видел убийство, - сказал он.
– Я послал его, чтобы он узнал, что может, после того, как увидел тебя в тот день на дороге.
– Тарик запретил нам пожениться. И мы не знали почему.
Сарита чувствовала, как близко к ней он стоит, чувствовала теплоту его тела и внезапно ей захотелось, чтобы он схватил ее, но она заставила себя продолжать говорить так, как будто этого желания не существовало.
– Это было связано с тем, - что он сам пожелал жениться на мне. Когда я отказала ему...
Она замолчала - остальное он знал.
Абул обнял ее и прижал к груди.
– Ты глубоко любила этого человека?
– ее слезы намочили ему тунику. Он погладил ее по волосам. Находясь в плену представлений и моральных норм ее народа, она еще не понимала многообразия типов отношений между мужчиной и женщиной, не понимала, что наслаждение, добытое вместе с одним мужчиной, необязательно является предательством по отношению к другому.
Но по тому, как Сарита плакала в его объятиях, Абул чувствовал, что она доверяет ему. До тех пор, пока это так, он сможет учить ее видеть вещи своими глазами, чтобы она поддалась искушению, владеющему ею, и они смогли бы вкусить райское наслаждение, так отчаянно отвергнутое ею прошлой ночью, но делать это ему следует постепенно и так, чтобы она не почувствовала угрозу своему достоинству, которое она обратила против себя самой. Это, безусловно, потребует от него большого самоконтроля, но это возможно, и тем слаще будет для него последующая, в конце концов, ее капитуляция.