Кортик фон Шираха
Шрифт:
– Ты что-то хотел сказать о кино? – спросила Оксана в заключительной части полета и бутылки белого. – Мы летим в Германию. Давай что-то об этом? Поспорим, а то найду другой повод тебя позлить.
Артем задумался на секунду.
– Смотрела фильм Никиты Михалкова «Утомленные солнцем 3: Цитадель», про Вторую мировую войну?
Оксана утвердительно кивнула.
– Помнишь эпизод, когда немецкий солдат насиловал девушку в какой-то деревне, а никто из жителей не пришел на помощь?
– Побоялись. Нормальная реакция обывателей.
– И только одна женщина, убив фашиста, помогла сбежать и обе спрятались в поле. Помнишь, что сказали каратели, когда выгнали всех из хат, ища убийцу?
– Предложили ее выдать, иначе всех сожгут.
– Да, – подтвердил Артем. – А она, спрятавшись в высоких стеблях, хотела признаться, что-то крикнуть. Чтобы спасти ни в чем не повинных людей. А спасшая ее женщина вдруг говорит: «Ты что? Хочешь меня выдать? Никто из них тебе не помог, только я. Ты хочешь сдать меня, ради них?» В итоге всех жителей деревни сожгли.
– Они просто садисты были, эти каратели. Что ты такого нашел в этом эпизоде? Мне кажется, «Цитадель» – плохой фильм про войну, бывали и лучше.
– Да он вообще не про войну, а про людей. Про человеческую психологию в условиях войны. Смерть жителей должна была состояться в любом случае, а попытка выявить убийцу – просто находка режиссера, чтоб заставить зрителя задуматься: «Как бы поступил я?».
– Что значит в любом случае жители бы погибли? С чего ты взял? Ведь очевидно, сдай они убийцу – их бы не сожгли, – Оксана пожала плечами.
– Окси, вовсе не очевидно. И Михалков это знает. А зритель – нет. Слышала о признаке избыточного насилия, что отличало Вторую мировую войну на территории СССР от той же войны на территории Европы? – продолжил диспут Артем.
– Нет. Что такое избыточное насилие?
Артем потянулся к иллюминатору, слегка отстранив сидящую у окошка подругу. Глянул вниз на проплывающие подушки облаков, отбрасывающих пузатые тени на ровные границы сельхознаделов. С этой высоты не видно людей, просто кластеры разноцветных полей, предназначенные для кого-то высшего. Будто этот кто-то, большой такой, взял линейку и кисть с красками, все расчертил и раскрасил, до самого горизонта нарезал себе лакомые куски, чтобы потом по очереди прожевать и запить из колодцев сверкающих чуть поодаль озер. Будто это создали вовсе не люди, эти маленькие злобные существа, готовые друг друга уничтожить, ради вот этих самых кусочков пирога для пропитания. А кто-то добрый и милый, питающийся желтыми квадратиками там внизу.
– Эй, сладкий? Уснул? – Оксана подала голос. Ей стало некомфортно сидеть в ожидании, пока Артем насмотрится в окно.
Артем чмокнул ее розовую щеку и занял свое место.
– Не хватит на всех еды. Вот этих самых полей внизу.
Оксана тоже глянула вниз. Артем продолжил:
– Признак избыточного насилия – это пересчёт жизни одного высшего человека на значительное число жизней представителей низшей расы. Нацисты не вели войну против большевизма, как представляла их пропаганда. Они вели обычную колониальную войну за территорию. Как Колумб в Новом Свете: именно он впервые оценил жизнь одного христианина в сто индейских.
– И они были просто садисты, вот и все! – возразила Оксана.
– Э, нет! – не согласился Артем. – Убийство женщин и детей для целей колониальной войны делает больше, чем убийство мужчин. Это подрыв биологической силы противника. Это не просто садизм. Это – умышленный геноцид. Я тебе сейчас все легко докажу. Вот, смотри, в июле 1916 года британцы в битве против немцев при Сомме потеряли 60 000 человек в первый же день, а всего в сражении почти полмиллиона. Война длилась еще два года, миграция и болезни выкосили еще сотни тысяч. Но! К 1921 году население Британии не уменьшилось, а, наоборот, выросло на 2 миллиона человек по сравнению с 1911 годом. Почему? Потому что в обычной войне непропорционально гибнут мужчины и женщины. Уложили миллион мужчин, но кто-то остался. И эти кто-то могут произвести потомство через миллион оставшихся в живых женщин. Дети вырастут и тоже плодятся. Но совсем другая картина, когда гибнут женщины и дети, тогда толку от оставшихся в живых мужчин мало. В колониальной Южной Америке в XVI веке конкистадор Франсиско де Чавес, покоряя империю инков, приказал убить шестьсот индейских младенцев младше трёх лет. Где теперь эти инки?
– Арти, ну ты правда считаешь «Цитадель» хорошим фильмом? – спросила Оксана.
– За этот только эпизод – да, – уверенно ответил Артем.
– Весь фильм за один удачный эпизод? – усмехнулась Оксана. – Забавный ты, Каховский. Михалков попытался в этом кино постичь тайну советской жизни. Иррациональная советская жизнь: кузов с ранеными, баба какая-то изнасилованная, младенец, названный Иосифом в честь вождя, частушки вечные посреди, как ты говоришь, колониальной войны на уничтожение. Абсурд какой-то с гармошкой и частушками среди ада. И все это под управлением мрачных тиранов, один нападает, другой обороняется. У обоих работает только зверская логика целесообразного насилия. И этот еще эпизод со взятием цитадели… Обязательно им было взять эту цитадель, или что там автор имел в виду? Поразить Германию? Кровавый диктатор Сталин посылает солдат в атаку с деревянными кольями на пулеметы. Перед ними Цитадель-Германия впадает в ступор и взрывается. Чтобы всем было понятно почему, автор стреляет в глаза зрителю кадрами, будто из пулемета строчит. Немецкий снайпер целится в смелого генерала Михалкова, но ему мешает паук на прицеле. Пока снайпер возился с пауком, его уложил советский снайпер, и тут мертвый падающий фашист разливает керосин на газетку, а там очки, и через их линзы солнечный луч поджигает керосин, что-то начинает гореть и цитадели настает пипец, все взлетает на воздух. На самом деле заслуга паучка или нашего снайпера – непонятно, но философия простая – с кольями тоже можно победить врага. Безумие какое-то!
К концу полета Оксана изрядно «накидалась» вином. Сказались небольшое расстояние от Москвы до Берлина, скромная величина порционной еды и излишняя щедрость «Аэрофлота» на напитки.
В итоге Артем грузил в такси три места багажа, вместо двух.
В номере «Westin Grand» Оксана пришла в себя и сделала несколько робких попыток «приставания», но отключилась, как только услышала первый хруст чистого постельного белья под ухом.
Уложив свою пассию, Артем присел у окна за рабочий стол полулюкса, открыл банку Berliner Kindl из мини-бара и проверил электронный почтовый ящик. Среди мелкой дисперсии деловых писем внимание привлекло одно – Сигизмунда Причалова.
Антиквар писал:
«Дорогой Арти! Простите великодушно, что не позвонил Вам сам, закрутился. Надеюсь, долетели хорошо. Завтра жду Вас в Сан Суси, ужин под звездами обещает быть весьма приятным. Я Вас представлю руководству общества «Немецкий клинок», Вам будет интересно, уверен. Единственная просьба, когда объявят о просмотре коллекции раритетов, постарайтесь объяснить Вашей спутнице, что она не сможет составить Вам компанию. Это мероприятие крайне закрытое, так что ей придется поскучать под звуки музыки в обществе других дам, для которых в это время запланирован показ дизайнерских шляпок фрау Тирбах. Скажите что-то о заранее составленных списках для посещения хранилища или что-то такое. До встречи.
Обнимаю. Ваш Сизи».
Глава 10
– Ты на меня не сердишься за вчерашнее? – Оксана с утра уже сделала все возможное, чтобы Артем не сердился. Но повторять словесные извинения доставляло ей видимое удовольствие.
– Да с чего? – Артем только что принес себе тарелку с омлетом и сосисками.
Они сидели за столиком в ресторане отеля, где был накрыт завтрак-буффет. Приятная особенность некоторых звездных отелей в том, что за завтраком можно налить себе игристого вина сколько душе угодно. Конечно, мало кто злоупотребляет таким гостеприимством, но основная масса постояльцев, – от пузатых отцов семейства до пенсионерок с одинаковыми прическами, – не брезгует повысить себе настроение этим способом. В домашних условиях нормальному человеку не придет в голову с утра откупорить шампанского и влить в себя двести граммов перед утренним кофе. А вот в отеле, хотя бы и перед деловой встречей, это в порядке вещей.