Корж идет по следу

Костин М. П.

— Напротив, это дежурство — самое удачное. Молчание противника рассказало мне больше, нежели это могла сделать пространная радиограмма… Скажите, вы сумели бы на ключе подделаться под «почерк» вражеского радиста?

— Сумею. Когда принимаешь передачу — мысленно и сама выстукиваешь ее.

— Очень хорошо! С портативной рацией работали?

— В школе на них и готовились.

— Завтра получите такую рацию. Проверьте ее, приведите в боевую готовность и ждите моего сигнала. От дежурства по узлу вас

освободят. А сейчас до свидания, спешу…

Корж прошел к Новикову.

— Оливарес молчит, Николай Николаич! Разведотдел Инге сам дважды вызывал его, но он не ответил.

— Хороший признак! — Новиков усмехнулся, довольный. — Значит, Оливаресу не о чем сообщать в разведотдел. С наблюдением за дорогой у них сорвалось — это нам известно доподлинно. А сейчас стало очевидно, что ничего не вышло и на заводе.

— Если так, то молчание Оливареса является и дурным признаком.

— Понимаю. Очевидно, все его планы рухнули в последнюю минуту. И сейчас, естественно, остается одно: сообщить координаты завода и вызвать бомбардировочную авиацию. Так?..

— Именно.

— Ну, что ж, пусть летят «ассы». Организуем достойную встречу.

Как ваше здоровье?.

Оливарес взбеленился!

Как растревоженный зверь в клетке, рыча и изрыгая грязные ругательства, метался он по подвалу, отшвыривая деревяшкой табуретку, то и дело попадавшую под ноги.

Все к черту пошло!..

Вчера ночью был срок передачи, а что он мог сообщить Инге?..

Ничего.

Дело принимало настолько скверный оборот, что можно было лишиться головы…

…На следующую ночь после посещения Прокопенко он долго не мог уснуть. Сказывалось нервное напряжение последних дней. Усилий было затрачено много, но все они прошли почти что впустую, никаких ощутимых результатов пока не дали. Уж, казалось бы, такое пустяковое дело, как наблюдение за железной дорогой, и то оказалось трудно выполнимым, на первых же порах чуть не сорвалось окончательно. Хорошо еще, что этот… как его… Антон не влопался сам… Пришлось бы бросать все и смазывать пятки… Об овладении секретом снаряда не стоило больше говорить. Да, русские оказались совсем не такими, как он до этого представлял их себе…

Ближе к рассвету он не мог даже улежать в кровати. Встал, в одном белье сел к окну, открыл форточку и закурил.

На улице стояла тишина. Звонко перекликались воробьи, хрипло каркнула пролетевшая над двором ворона. Кобылко с хрустом и стоном потянулся на печке, слез. Ему нужно было идти подметать улицу, поливать тротуары. Он удивленно посмотрел на Лозинского.

— Что вы встали в такую рань? Почивайте себе.

— Не спится, — буркнул Лозинский.

Кобылко кряхтя оделся и, прихватив метлу, вышел во двор.

Лозинский настороженно ждал.

Вот

сейчас, через минуту-две тишина улиц разорвется тревожным воем сирен, пожарные автомобили вихрем промчатся по ним, будя народ, пугая редких ранних прохожих. Они поспеют к заводу, когда там вовсю будет бушевать пламя, пожирая на своем пути цехи, оборудование. Может быть, к тому времени оно успеет добежать до склада взрывчатого вещества, которым начиняют эти адские снаряды, — и тогда…

Оливарес представил себе ожидаемую картину, и сердце сладко заныло в груди.

На улице было тихо…

Лозинский, нервничая, ругаясь и куря папиросу за папиросой, просидел в бесцельном ожидании до восьми часов утра, ничего не дождался и, злой, отправился на работу.

А по базару уже ходил слух о непонятном взрыве на Волге.

— Чудно как-то: самолеты не прилетали, а бомба взорвалась…

— Да, действительно…

— А кто сказал, что бомба?..

— Это какие-нибудь ухари гранатой рыбу глушили…

— Под самым-то городом?..

— Была бы рыба…

— А я слышала, будто это с баржи. Грузили снаряды и уронили один…

Лозинский узнал, в каком месте произошел взрыв. Оказалось: недалеко от квартиры Прокопенко. Когда? Да, оказывается, еще вчера. Ах вот как!..

Сапожник запер будку, и пошел на почту. По автомату позвонил на завод, попросил позвать инженера Прокопенко. Ему ответили, что он болен и лежит в больнице.

Вот тут-то Лозинского и взорвало!

Этот слюнтяй провел его!.. Окрутил вокруг пальца!.. Выбросил «ручку» в реку, а сам укрылся за стенами больницы… Там, мол, его не достанут… «Врешь, мозгляк, я найду тебя и там!..»

Зеленый от бешенства вернулся он в свою будку и несколько минут сидел задумавшись. Потом снова запер ее и торопливо зашагал домой. По пути купил бутылку фруктовой воды.

Завтракавший Кобылко испуганно глянул на злое, немного растерянное лицо своего сожителя.

— Случилось что-нибудь, пан Лозинский?..

— Ерунда, ничего особенного. Ешьте, а потом отнесете записку.

— Далеко?

— Я скажу.

Лозинский писал торопливо и долго. Потом приложил к письму несколько сторублевок, подал дворнику.

— Отправляйтесь на рынок. В ряду, где торгуют с рук, найдете женщину, — он подробно обрисовал приметы Софьи Долговой. — Передайте ей письмо, деньги и вот эту бутылку… Тьфу, черт, чуть не забыл! — Он слазил в тайничок на деревянной ноге, достал небольшую стеклянную ампулу. Ножом осторожно отколол один конец и вылил содержимое в бутылку.

При виде этой операции у Кобылко мороз прошел по спине.

Лозинский остался ждать дворника в подвале.

Через час он вернулся и нежданно-негаданно принес записку. Лозинский прочитал ее и окончательно вышел из себя.