Косьбище
Шрифт:
" - А скажи-ка мне бабушка: для чего у тебя такие большие зубы?
– Чтобы улыбаться. Светло и широко, внученька"
Так вот кто рычал с той стороны! Так вот кого эти "птицы" испугались! Как гласит русская народная: "Клин -- клином". И отнюдь - не журавлиным.
Всё правильно: деда Пердуна я убил -- должен князь-волк появиться. Вот он и пришёл, а тут "птицы" с топорами, клювами и матерками. Не информированные о моём походном зверинце. "Минус на минус даёт...". Неважно -- чего он даёт, важно, что есть шанс пережить и этот нерест. Или как там оно у птиц называется?
Костюмированные мужички начали
"Зоомагазин. На жёрдочке сидит попугай. К каждой лапке привязано по верёвочке. Продавец расхваливает товар, покупатель интересуется деталями:
– - А верёвочки-то зачем?
– - Если дёрнуть за левую -- птица будет говорить по-английски. Если за правую -- по-французски.
– - А если за обе?
– - (Попугай не выдерживает и вступает в процесс ценообразования на русском) Дур-р-рак! Я же свалюсь!"
Можно обойтись и без верёвочек -- не на прилавке. Как говаривал развесёлый новогородец Васька Буслаев, набирая себе дружину в ушкуйники: "Беру всех. Кто выпьет ведро зелена вина в один дых. Да стерпит мой червлёный вяз в голову". А ведро-то у него -- русское, в двенадцать литров, а дубинка-то у Буслая былинная - в четырнадцать пудов. Нет, эти "яйца-несущие" в ушкуйники не годятся -- даже еловую жердь в голову не "терпят" -- валятся.
Или я так сильно правильно Сухана учил, что при ударе важна не масса, а скорость? "От перемены мест сомножителей произведение не меняется". Это про кинетический импульс. Или даже хуже, по Эйнштейну, - Ё равно эмце квадрат. Где "це" скорость той жерди еловой, которой цепляют болезного по разным частям его тела. А "Ё" - звук, который издают все присутствующие, наблюдая за полётом тела. Пока ещё, слава богу, не небесного.
Волчара потянул носом воздух, вошёл во двор и шагом направился к прикрытому собственной рубахой и скошенным бурьяном телу Перуна.
– - Не трожь! Он ко мне пришёл.
Ноготок при виде зверя начал тискать свою секиру, перехватывать её поудобнее. Не надо. Дразнить князь-волка -- глупо и небезопасно. И вообще -- имеет место быть регламентное явление моей анимированной совести. А её топором не зарубишь.
До чего же ты дошёл, Ванюша, в этом диком средневековье! Вместо нормального, аргументированного проверяемыми и общеизвестными фактами, обсуждения и убеждения - собственные глюки материализуешь и ими людей пугаешь. Глюк для попаданца, как булыжник для пролетария -- оружие, которое всегда под рукой. Так что, Ванюша, -- применяй, развивай и совершенствуй. В идеале будем иметь аттракцион: "Глюконавт без намордника". Но всё это -- позже. Пока времени нет -- зверюга внимательно обнюхала относительно несвежего покойника, ощерилась и зарычала на него. Прежде такого не было -- моя "совесть" на мёртвых не рычала. Или у них какие-то личные отношения были?
Вокруг - летние ночные сумерки, в которых всё кажется неясным, загадочным, волшебным. Полуразрушенная, после сегодняшнего ремонта, глухая лесная заимка выглядит как заброшенный замок неизвестного короля. Негромкий, глубоко горловой волчий рык. Песня ярости, страха и... удовлетворения. Эти странные птицы невиданного размера, оказавшиеся переодетыми мужиками. Странный сказочный зверь, который идет за мной уже целый месяц и тысячу вёрст... "И -- тишина!". Я не удивился бы, если бы вполне и довольно давно мёртвый дед Перун с выбитым глазом вдруг начал шевелиться, поднялся. Обернулся бы каким-нибудь... волколаком. И выразил бы мне свою... "укоризну". Глючить -- так по полной!
Но кто-то, наверное наверху, решил что это будет перебор.
"Даже волос не может упасть с головы человека без воли Божьей". Воля, вероятно, была проявлена, и реальная жизнь продолжилась. Правда -- без облысения сопричастных. Вместо этого, сзади раздались характерные звуки, достигшие уровня громкости отдалённой канонады, постепенно перешедшие в шипение проколотой велосипедной шины. И - поплыл характерный сероводородный запах. Один из "птицев", не приходя в сознание, оповестил присутствующих о продолжении фундаментальных процессов своей жизнедеятельности.
Волк отреагировал первым: сморщил нос, фыркнул и рысцой направился к выходу. Своей знаменитой иноходью. Сколько раз вижу -- всегда передёргивает от ощущения какой-то ненормальности, неестественности. Крепко же в человека вбиваются картинки правильной и неправильной моторики.
Как меня передёрнуло, так я в реальность и включился:
– - Мужичков поднять, разоружить, повязать.
Как вскоре оказалось -- это ещё один мой прокол. Если противник не двигается - первым делом следует осмотреться. Пока вытаскивали стонущих "птицев", из-за ворот снова донёсся звук -- что-то ломилось сквозь кусты прочь от заимки. То ли - само по себе, то ли - под присмотром моего четвероногого глюка.
...
Многие мемуаристы, описывая последние месяцы Великой Отечественной войны, отмечают особенность сопротивления гарнизонов немецких городов: едва части Советской Армии пробивались в центр города, как упорное до того сопротивление противника во многих случаях прекращалось. Германские солдаты полагали, что выполнение их боевой задачи - "оборона данного населённого пункта" уже невозможна, и начинали вывешивать белые флаги. Это довольно распространённое явление в европейской военной традиции: если боевые действия не обеспечивают достижения поставленной цели, то не следует бессмысленно проливать кровь, пора сдаваться на милость победителя.
Так вот, здесь - не так. Здесь этого нет. Здесь "Святая Русь", а не чистенькая Германия. Может быть потому, что "милость победителя" в наших войнах что со степняками, что с лесовиками-язычниками, что со своими княжими, перенявшими военные манеры кочевников-иноверцев, -- вещь очень болезненная, выглядит весьма "немилостиво".
"Птицы" сдаваться не собирались. Они во всю демонстрировали наш "загадочный русский характер": сидят в выгребной яме, бестолково машут своими железяками и грязно ругаются.