Кошачье шоу

Дуглас Кэрол Нельсон

Нет, верхние страницы были разделом рекламы. И все, что на них было, это странные группы взаимопомощи и предложения сомнительных услуг, которые звучали незаконно, например, пирсинг интимных зон, и, конечно же, некрологи.

Конечно. Она пропустила первые два, не желая читать про тридцатишестилетнего мужчину, которого хватил сердечный приступ, и про двадцатидевятилетнюю женщину, которая умерла от необъяснимой болезни. Хорошо, что ей не приходилось просматривать это ежедневно, потому как некрологи вовсе не так безобидны, как многие предполают.

Такс. Бландина Тайлер. Было вступление, фотография и краткая информация с именем, адресом, местом и датой рождения, профессией — медсестра, датой и местом похорон: 10:00, пятница, церковь Девы Марии Гваделупской.

О чем говорил этот некролог, если он был оставлен в качестве сообщения, что, разумеется, само по себе было полнейшим бредом, потому что Луи не умеет читать, неважно, насколько он умен. И все же Икра была так взволнована… А теперь вдруг странно затихла. Темпл взглянула на переноску, из которой, замерев, следила за каждым ее движением напряженная Икра. Тут на ум ей пришли слова из ниоткуда, словно их посадили туда каким-то сверхъестественным способом, а теперь они расцвели невероятной яркостью во всей своей красе: Бландина Тайлер. Похороны. Завтра. В церкви, что так близко расположена к дому Бландины. Адрес.

Темпл сложила газету. Это было глупо. У нее просто было предчувствие, и оно совершенно не было связано с обнаружением «Кошачьего счастья» под газетой, открытой на некрологах. Как будто кот, уходя, имел в виду, что эта дрянь, которой его пичкали, должна быть похоронена. Но Луи все-таки не умел читать и не мог учинить макабрические шуточки. Но так ловко уронить газету прямо на миску мог только он. Икра? Темпл снова взглянула на притихшую переноску. Было жутковато. Глупости, она тоже не умела читать.

Темпл все равно решила проверить кошек Тайлер. Пегги ведь дала ей ключ. А какой прок в ключах, если их не использовать по назначению?

Прежде всего, Темпл проверила свою сумку на ремне, на месте ли были ключи от дома Тайлер. Схватив связку своих собственных ключей, она прошла к французским дверям удостовериться, что они плотно закрыты, а потом в гостевую ванную, проверить, открыт ли тайный ход Луи, если — вдруг — он вернется.

Удовлетворенная мыслью, что квартира была недоступна для случайных двуногих гостей и абсолютно доступна для четвероногих, Темпл направилась к входной двери, а выйдя, заперла ее за собой.

Если кто-нибудь увидит ее в доме Тайлер и поинтересуется о намерении ее визита, она скажет, что волновалась за кошек, во множественном числе, хотя, на самом деле, она переживала за кота, в единственном числе. Очень единственном.

Темпл и представить себе не могла, как жутко будет выглядеть дом, в котором кто-то умер, ночью, да еще в таком сомнительном районе.

Она стояла возле припаркованного «шевроле». Его обычно жизнерадостная расцветка в свете высокого бледно-розового фонаря казалась черновато-серой.

Темпл знала, что в темном пустом доме нет никого, кроме кошек, и все же шла туда неохотно. Прямоугольные решетчатые окна соседнего монастыря не горели. Его окна сбоку и с другой стороны здания были загорожены высокими кустами олеандра, все, кроме наблюдательного поста сестры Марии-Моники на втором этаже, а та, должно быть, легла в девять.

Темпл звякнула увесистой связкой своих ключей, чтобы подбодрить себя, но тут же пожалела, что обозначила свое присутствие. Хотя она всегда могла сказать, что заехала проверить кошек, ей самой было трудно объяснить рациональность своего приезда.

Шанс на то, что Луи может находиться внутри, неважно как далеко он порой забирается, был равен нулю. А этот дом был мишенью мародера с его страшными телефонными звонками. Как бы ни приукрашивало происходящее воображение пожилой и одинокой старушки Тайлер, за всеми этими событиями, что привели Темпл Барр и Мэтта Девайна в церковь Девы Марии Гваделупской, скрывался кто-то с нереально злым умыслом.

Мэтт посчитал бы ее невменяемой, если б узнал, что она стоит тут и планирует зайти в опустелый дом, только из-за валявшейся на полу газеты и ее собственных предчувствий. Темпл натянула на плечо ремень сумки, выпрямила спину и пошла к двери. Что ей было терять? И все же она шла на цыпочках, чтобы ее своенравные красные туфли на каблуках не колошматили асфальт и случайно не разбудили кого-нибудь, кто поставит ее право на пребывание здесь под сомнение, или того хуже — не разбудили кого-нибудь, у кого тоже нет права находиться здесь.

Из ниоткуда ее вдруг накрыло разрушительной волной ощущение, что она в опасности. Страх сжал ее сердце, ей даже пришлось остановиться, чтобы унять бешеное сердцебиение. От прохладного ночного воздуха по ее вспотевшему телу побежали мурашки. Она была одна в темноте, перед домом где кто-то умер, возможно, насильственной смертью, которая была спланирована заранее. Неожиданно пустынная улица и высокие фонари напомнили о случившемся с ней на парковке.

Она с ужасом представила, что будет возвращаться к обочине, чтобы проверить, стоит ли еще там ее машина, что она снова будет совершенно одна на очередной опасной парковке, что двое мужчин будут стоять у нее за спиной, чтобы внезапно напасть и избить…

Но и дом, что был теперь перед ней, не сулил безопасность. Только молчание и темноту. Ближний к дому фонарь давным-давно был разбит, а потому не горел. Она заставила себя подойти к двери, демонстративно громко отчеканивая каждый шаг. Она решила, что раз ее нервная тряска все равно не даст ей превратиться в незаметную мышку, тогда к чему эти уловки? В течение нескольких секунд она со скрежетом пыталась вставить в дверной замок ключ, полагая, что этот звук, как минимум, может привлечь свору доберманов. С другой стороны, если б на нее напала собака, все было бы куда проще.

Вокруг ничто не дрогнуло, только теплый дразнящий ветерок прошелестел в кустах. Пот щекотал ей лоб, а сердце все еще бешено колотилось.

Затем замок щелкнул, и дверь отворилась.

Она скользнула внутрь и резко закрыла за собой дверь, чтобы поскорее замести следы своего присутствия. Теперь перед ней распласталась еще более жуткая темнота. Так она и стояла, вслушиваясь в тишину и равномерные удары своего сердца, потом представила, каким она запомнила дом при дневном свете и потянулась к выключателю возле двери.