Кошечка в сапожках (сборник)
Шрифт:
А это собака, собака косматая, которая кошку гоняет лохматую, которая душит мохнатую крысу, которая солод сгрызет очень быстро, тот самый солод, который хранится в доме, который построил Джек.
А вот, поглядите — корова рогатая, бодает она ту собаку косматую, которая кошку гоняет лохматую, которая душит мохнатую крысу, которая солод сгрызет очень быстро, тот самый солод, который хранится в доме, который построил Джек.
А это вот девушка, страхом объятая, которая доит корову рогатую, бодающую собаку косматую, которая кошку гоняет лохматую, которая душит мохнатую крысу, которая солод сгрызет очень быстро, тот самым солод, который хранится в доме, который построил Джек.
А
А это священник, побритый, опрятный, который венчает мужчину помятого, целует тот девушку, страхом объятую, которая доит корову рогатую, бодающую ту собаку косматую, которая кошку гоняет лохматую, которая душит мохнатую крысу, которая солод сгрызет очень быстро, тот самый солод, который хранится в доме, который построил Джек.
А это петух, что с утра гоношится, торопит священника стричься и бриться, чтоб стал бы тот чистым, побритым, опрятным и чтоб обвенчал он мужчину помятого, а тот — чмокнул девушку, страхом объятую, которая доит корову рогатую, бодающую ту собаку косматую, которая кошку гоняет лохматую, которая душит косматую крысу, которая солод сгрызет очень быстро, тот самый солод, который хранится в доме, который построил Джек.
А вот вам и фермер, что сеял пшеницу, а вот и петух, что с утра гоношится, клюет он пшеницу и вновь гоношится, торопит священника стричься и бриться, чтоб стал бы тот чистый, побритый, опрятный и чтоб обвенчал он мужчину помятого, а тот — чмокнул девушку, страхом объятую, которая доит корову рогатую, бодающую ту собаку косматую, которая кошку гоняет лохматую, которая душит мохнатую крысу, которая солод сгрызет очень быстро, тот самый солод, который хранится в доме, который построил Джек.
Три слепых мышонка
Посвящаю Лу и Элис Уэйс
Глава 1
В августе начинается такая безжалостная жара, что уже с утра столбик термометра поднимается до сорока градусов, а к вечеру опускается до пятидесяти, воздух пропитан влагой.
Во второй половине дня идет дождь. Иногда пять минут, иногда час. С черного хмурого неба низвергаются потоки воды. Над мокрым асфальтом клубится пар. Дождь тоже не приносит спасительной прохлады.
Солнце уходит за горизонт, но влажность, эта постоянная спутница жары, остается. Душно и ночью.
До самого конца лета во Флориде нечем дышать.
Говорят, что кровь не пахнет, но распластанное на полу тяжелое тело явно источает запах смерти. В кронах пальм роятся насекомые. Полнолуние. Циферблат наручных часов высвечивает двадцать минут двенадцатого. В тишине тикают часы. Хо Дао Бат вот-вот должен вернуться домой из «Пагоды». Придется задержаться, чтобы пожелать ему доброй ночи.
Те двое уже покинули этот мир.
Невинная шуточка, прости.
Их даже жалко — они так крепко заснули.
Очередь за Хо Дао Батом.
Он умрет в эту изнуряющую жару августовской ночи. И его будет жалко.
Район «Малая Азия» был густо населен азиатами — отсюда и такое название. В городе не любили цветных, поэтому со временем все китайцы, корейцы и японцы селились только в «Малой Азии», районе между Танго и Лангхорном, западнее Тамайами-Трейл. В начале века на этих двух с половиной акрах земли не было ничего, кроме публичного дома да салуна. Позже здесь, среди пальм, приткнулись десятка четыре деревянных домиков для цветных. Изнуряющими ночами обитатели домишек высыпали на улицу, бессмысленно томясь в ожидании бриза, охваченные воспоминаниями об их родной горной деревушке на другом краю планеты. Спасительного бриза ждать неоткуда.
В руках нож.
Правда, славный ножик?
В лунном свете, проникающем из окна, блеснуло лезвие ножа. В одном из домов в комнате на первом этаже около одной из трех коек распластались два окровавленных крохотных человечка — это от них исходил какой-то желто-красный запах крови. С настенного календаря поверх веера застенчиво улыбалась очаровательная китаянка в кимоно красного цвета, того самого цвета удачи и крови. Придется дождаться Хо Дао Бата. Пока он своего не получит, этот Хо, работа насмарку.
Часы показывают половину двенадцатого.
Хо, мой ножик жаждет встречи с тобой.
Через открытые створки окна в комнату, где навеки успокоились двое мужчин, с улицы доносится смех. Откуда-то издали слышится невнятное бормотание, хихиканье, переговоры мужчин и женщин. Там иная жизнь, там наслаждаются вязкой флоридской ночью, ну а ты, Хо, что же ты не спешишь приложиться к моему ножичку?
Ожидание тянется медленно.
Над кровавым месивом зажужжала муха.
Скоро он появится, Хо Дао Бат, последний из троицы. Главарь. Уже сегодня ночью он последует по пути, проторенному его застывшими в смерти дружками, в царство мертвых. Ну же, Хо, не сторонись компании, твои приятели остались довольны.
Я потешаюсь, прости меня.
Какое-то нашествие мух.
Полчища насекомых проникают через окно в комнату, где за минуту до этого звучали голоса и смех, и устремились к неподвижным искромсанным телам в надежде присосаться к кровоточащим ранам — настоящая мушиная вакханалия! Каково это будет на твой азиатский вкус, а, Хо Дао Бат?
Нож мелькает в воздухе.
Вот тебе, вот!
И тут зашуршал гравий на дорожке, ведущей к дому.
Кто-то подошел к входной двери.
Высокий, седовласый, испещренный морщинами инспектор Морис Блум подставил лицо первым лучам солнца, проскользнувшим в комнату через жалюзи. Сегодня утром он не успел даже побриться, как в семь часов его огорошили новостью о трех трупах. Похоже, речь шла о ритуальном убийстве. Он не стал тратить времени на поиски костюма, возвращенного на днях из химчистки, натянул чистую рубашку и мешковатый летний пиджак, брошенный на спинку стула у туалетного столика, быстро повязал галстук и стал названивать Роулзу, чтобы сообщить ему, куда ехать.
До места добрались быстро. Комната была залита ярким светом. Медэксперт тщетно пытался отогнать назойливых мух от трупов. Роулз отлично выглядел. На нем был светло-коричневый костюм, из-под которого выглядывала янтарного цвета рубашка, галстук отлично сочетался со всем остальным, даже с темно-коричневыми мокасинами. Он смахивал на одного типа из старого полицейского сериала «Пороки Майами», только сейчас трагедия разыгралась в Калузе, по другую сторону залива.
Роулз обошел Блума статью и ростом. При своих 193 сантиметрах он весил почти сто килограммов. Люди, встречая на своем пути этого черного гиганта, молча переходили на другую сторону улицы. Мало нашлось бы и желающих столкнуться в темной аллее с Блумом, эдаким стокилограммовым атлетом, озирающим мир с высоты своих 185 сантиметров. Трудно было назвать привлекательным его сломанный нос и расплющенные костяшки пальцев бывалого драчуна. Вместе они смотрелись довольно внушительно и вполне могли бы работать по привычной схеме: хороший фараон — плохой фараон, если бы не одно обстоятельство. Оба они тянули только на роль «плохого».