Кошечка в сапожках (сборник)
Шрифт:
Здесь была гостиная. Это он понял по дивану и креслам. Раздвижные двери, освещаемые вспышками молний, вели на задний двор. Он вздрогнул от удара грома. Очередная вспышка осветила кухню позади гостиной. На кухне должно быть какое-нибудь полотенце. Или хотя бы тряпка. Или бумажные салфетки. Что-нибудь. Он направился было в сторону кухни, но обо что-то споткнулся — какой-то пуфик, черт бы его побрал! Что-то низкое, он ушиб об него колено, чуть не растянувшись и едва удерживая равновесие.
— А, чтоб тебя! — выругался он, поднимая фонарь и потирая левой рукой ушибленную ногу.
— Где уверенность, что ты снова меня не обманешь? — прошептала Сьюзен.
Разговор происходил в спальне Мэтью, в постели. Дождь хлестал по окнам и барабанил по крыше. Она уткнулась в его плечо. Они только что занимались любовью. Постель была теплой, теплым было и его тело — ей всегда нравилось в нем то, что в постели он был горячим, как печка. Когда-то в прошлом, когда они только что поженились, она всегда в холодные ночи прижималась к нему и согревала стынущие ноги, а он никогда не отодвигался от нее, всегда позволяя ей поджариваться на огне своего тела.
— Потому что, если это случится, Мэтью…
Она глубоко вздохнула, теснее прижавшись к этому человеку, которого знала очень давно, или ей так казалось до той самой ночи, когда она обнаружила, что у него есть другая женщина. Узнала ли она его сейчас? Она заметила, что он ей не ответил.
— Ну, что? — еле слышно спросила она. — Снова меня обманешь?
— Нет, — ответил он, — никогда.
Вот подходящий ответ. Нужно быть дураком, чтобы ответить иначе. Некоторое время она молчала, прислушиваясь к шуму дождя. Затем спросила:
— Как ты думаешь, у Леоны кто-то есть?
— Что? — не понял он.
— У Леоны. Я думаю, что у нее кто-то есть.
— Нет.
— Или она ищет себе кого-то.
— Нет, я так не думаю.
— Она одевается как женщина, подающая сигнал.
— Она всегда так одевалась.
— У нее, по-моему, хорошая фигура.
— Да, конечно.
— Ах, ты заметил?
— Заметил.
Сьюзен снова некоторое время молчала. Дождь барабанил по крыше. Гром и молнии прекратились, звуки дождя создавали в спальне атмосферу уюта и безопасности.
— Ты мог бы переспать с Леоной? — спросила она. — Если бы подвернулась такая возможность?
— Конечно нет.
— Я имею в виду, если бы она в один прекрасный вечер пришла к тебе и сказала: «Мэтью, я всегда тебя хочу…»
— Она меня не хочет.
— Я сказала «если бы». Ты бы переспал с ней?
— Нет.
— А почему? Только потому, что Фрэнк — твой партнер?
— Да. И еще потому… В общем, просто — нет.
— Мне кажется, она ищет, с кем бы переспать.
— Только не со мной, — сказал Мэтью.
— Ну, с кем-нибудь.
— Надеюсь, это не так. Это убило бы Фрэнка.
— Меня тоже, — сказала Сьюзен, — если бы ты с ней переспал.
Она с трудом различала его в темноте.
Она сидела съежившись в углу комнаты. Комната была сырой и холодной, пропахшей ее испражнениями. Клоки рыжих волос разной длины торчали во все стороны на ее голове. Он побрил ее и снизу. Она сидела — замерзшая, голая и остриженная, со связанными руками и ногами. Он так и не снял путы. Скомкав тряпку, он засунул ее ей в рот, плотно заклеив липкой лентой. Последний раз он покормил ее два дня назад, с тех пор она ничего не ела. Она подумала, что он собирается уморить ее голодом.
— У тебя есть ответ? — спросил он. — Насчет того, смогу ли я когда-нибудь снова стать в тебе уверен?
Она кивнула.
— Значит, есть?
Она снова кивнула.
— Ты хочешь сказать мне об этом? Потому что мне кажется, у меня есть собственный ответ, но приятней услышать твои соображения.
Он подошел, обогнув генератор, и встал над ней. Она старалась не показывать, что испугана, хотя ей действительно было страшно. Она пыталась не забиваться в угол, но непроизвольно сделала это.
— Я не хочу делать тебе больно, отклеивая ленту, — сказал он, — ведь это больно, правда? — Он улыбнулся и полез в задний карман своих джинсов. Что-то мелькнуло в его правой руке, она уставилась в темноту, пытаясь разглядеть, что это…
Садовые ножницы.
Он подсунул один конец ножниц под ленту. Она почувствовала холод лезвий на затылке. Он щелкнул ножницами. Лента треснула. Он оторвал ее от лица и губ.
— Выплюнь. — Он подставил руку.
Она выплюнула тряпку.
— Хорошая девочка, — сказал он.
Во рту у нее пересохло, в нем стоял вкус тряпки.
— Теперь ты хочешь сказать мне, — спросил он, — как я смогу быть в тебе уверен?
— Ты можешь быть уверен во мне, — ответила она. Во рту появилась наконец слюна. Она облизнула губы.
— Ну, как, Кошечка? Я ведь и раньше думал, что могу быть в тебе уверен, ты же знаешь.
— Да, но теперь все будет по-другому.
— Потому что у тебя больше нет волос, ты хочешь сказать? Потому что мужики теперь больше не будут считать тебя красавицей?
— Но мои волосы…
— Твои волосы снова отрастут, да?
— Если только ты… если не…
— Значит, ты не хочешь остаток жизни проходить без волос, так?
— Нет, но…
— Тогда как я могу доверять тебе, если снова позволю отрастить волосы?
— Ты можешь доверять мне.
— Каким образом, Кошечка?
— Пожалуйста, не называй меня так.
— Ах, тебе не нравится это имя? Я думал, ты любишь, когда тебя так называют. Тебе, кажется, это имя нравилось?
— Нет, никогда.