Кошелек или жизнь
Шрифт:
— Ты с ума сошла. Нас же твои предки застукают.
— Не застукают! — У Любки был лукавый вид. — Я уже сказала им спокойной ночи. Они сюда не войдут. Влезай!
Любка сбегала к торшеру, выключила свет. Славка, посмеиваясь, влез на подоконник, затем в комнату.
— Между прочим, — Манекенщик привлек к себе девушку. — Как там насчет паспорта?
Зайкина прижалась к парню, ее тон стал извиняющимся.
— Ты не обижайся, но сегодня не вышло. Я постараюсь подготовить тебе паспорт к завтрашнему дню.
Для
— То есть как это не вышло? Ты же обещала!
— Завтра, Слава, завтра, — прошептала Зайкина, отыскивая своими губами губы Манекенщика.
Она все теснее и теснее прижималась к Славке, потом, встав на цыпочки, прильнула к его губам. От Манекенщика пахло табаком, одеколоном и еще чем-то особенным мужским. Этот запах пьянил Любку, лишал воли, вызывал желание. Где вы, стыд, девичья гордость, скромность? Зайкина забыла обо всем на свете.
Манекенщик тоже размяк. "Завтра, так завтра, — подумал он вяло. — Завтра тоже будет еще не поздно". Славка обнял Любку, хаотично задвигал руками по ее спине, потом его ладони, повторяя контур тела девушки, скользнули книзу. Манекенщик приподнял Зайкину, усадил на подоконник и стал медленно стаскивать с девушки трусики. Любка затрепетала. Ее рука потянулась к поясу брюк Манекенщика… ноги приподнялись, судорожно сплелись за спиной парня. Подавив стон, девушка подалась вперед…
19
На следующий день Макс проснулся с настроением человека, приговоренного к смерти. Тело ныло, в висках грохотала тяжелая артиллерия. "Наверное, так же паршиво я буду чувствовать себя в глубокой старости, — подумал Макс мрачно, — если, конечно, доживу до этого времени". Бутырин с трудом встал с кровати, поплелся в ванную. Холодный душ облегчения не принес.
Завтракать совсем не хотелось. При одной мысли о еде к горлу подступала тошнота. Макс вышел во двор, послонялся. Знобило. Вернулся в комнату. В помещении было прохладно, и руки и ноги вообще стали ходить ходуном.
Бутырин поколебался, потом подошел к шкафчику и достал бутылку водки. Опрокинул в рот рюмку, подождал, когда начнет действовать алкоголь, затем выпил еще одну. Через несколько минут озноб как рукой сняло.
"Взрывать я, конечно же, никого не буду, — размышлял Макс, наливая очередную порцию водки. — Припугну их как следует, а если заартачатся, дам кому-нибудь по зубам. Мое дело остановить тачку, остальное — забота Манекенщика. — Бутырин осушил рюмку, поморщился. — Ну, а если дело провалится, много не дадут. Попытка ограбления — не убийство".
Макс своего добился: нервишки успокоил, похмельный синдром снял. Совесть? Ее Бутырин давно пропил.
Макс шагнул к столу, достал из тумбы пояс, разложил на столешнице. На миг парню показалось, что он сошел с ума, решившись на такое, но он тут же отогнал эту мысль.
Бруски взрывчатки туго вошли в карманы. Макс сделал ряд присоединений, прикрепил батарейку. Надев пояс на себя, пошевелил руками, подпрыгнул — нигде ничего вроде не мешает. Проверил пряжку — раскрывалась отлично. Можно отправляться. Макс сложил взрывное устройство в портфель, потом, подумав, перелил остававшуюся в бутылке водку в плоскую железную бутылочку и тоже сунул ее в портфель.
Сердце защемило. Макс оглядел стены комнаты, вздохнул и, подхватив портфель, вышел из дому.
…В это же время охранник Вася Жилкин тоже собирался выйти из дому.
Ничего особенного в Жилкине не было — обыкновенный двадцатипятилетний молодой человек с веснушчатым простецким лицом и фигурой отнюдь не атлетического сложения. А людям Вася нравился — привлекали его жизнерадостность, оптимизм и веселый нрав. За эти качества и полюбила парня Катя — хорошенькая брюнетка с черными, на удивление ясными глазами. И когда год назад Вася предложил ей выйти за него замуж, не задумываясь, согласилась. Сейчас Катя была на восьмом месяце беременности. Девушка расплылась, подурнела, но оставалась все такой же доброй, ласковой женой и отличной хозяйкой.
Как обычно, проводив мужа до ворот, Катя чмокнула Васю в щеку и проворковала:
— Между прочим, дорогой, сегодня первая годовщина нашей свадьбы. Ты не забыл?
Жилкин улыбнулся:
— Нет, конечно… С меня шампанское и цветы. — Вася интригующе подмигнул: — И кое-что еще.
Катя догадывалась, какой именно подарок ей собирался сделать муж, однако, широко распахнув большущие глаза, притворно ахнула:
— Неужели ты мне это подаришь? — сказала она с шутливым восхищением.
Вася многообещающе изрек:
— Может быть… Жди меня к семи. — Махнув на прощанье рукой, он вышел на улицу.
День обещал быть жарким. Хотя было только десять часов утра, солнце уже припекало. Жилкин с завистью проводил взглядом стайку ребятишек, отправлявшуюся с удочками на озеро, и направился к автобусной остановке. Проходя мимо коммерческого магазина, подумал, что неплохо было бы купить домой еще и коробку конфет. Главный подарок жене — золотые сережки и цепочка уже давным-давно были припрятаны у Васи дома в одном из ящиков серванта. Решив купить конфеты на обратном пути, Вася вспрыгнул на подножку отъезжавшего автобуса.
У небольшого серого здания военизированной охраны Жилкина поджидал "Уазик". Выскочив из автобуса, Вася бросил сидевшему за рулем Назарову:
— Я сейчас, — и исчез в здании. Появился он пять минут спустя с кобурой на поясе. Влез в машину, крепко пожал Алику руку: — Привет! Ты чего такой хмурый?
Назаров недовольно махнул рукой.
— Да так… Полоса невезения началась. То машина барахлить стала, два дня на ремонт угробил; то цветы в парнике пропали, а теперь вот еще и телевизор сломался.