Кошка в сапожках и маркиз Людоед
Шрифт:
Его ошарашенное лицо было лучшей наградой за наш последний разговор.
– Сколько здесь?.. – спросил Огрест упавшим голосом.
– Писем? – переспросила я. – Около пятидесяти. Сущие пустяки. Вы разнесете их часа за два. Лёгкая прогулка для такого сильного мужчины, как вы.
Было видно, что ему очень хотелось сказать ещё что-то, и я даже приглашающее приподняла брови, предлагая высказаться, но Огрест передумал. Круто развернувшись, он пошёл обратно в кабинет и вышел почти сразу – в меховой куртке и шапке. Корзину он тащил, зажав под мышкой, демонстративно прошёл мимо меня и только на лестнице
Что там было сказано, я не расслышала, но оставить последнее слово за ним не могла.
– Спасибо, месье Огрест! – крикнула я ему вслед, перегнувшись через перила. – Вы очень любезны! С меня – тортик этим вечером!
Ответом мне был оглушительный стук входной двери.
Рассудив, что милорду Огресту не до тортиков, я отправилась к Марлен, чтобы в тишине и спокойствии заняться театром. Вечером, после ужина, когда Марлен отправилась купаться, а я понесла в кухню пустые тарелки и чашки, в коридоре меня остановила госпожа Броссар – она уходила, чтобы взять полотенца.
– Барышня Ботэ, - сказала она, поджимая губы в привычной гримасе, - милорд Огрест попросил передать вам, что письма доставлены адресатам.
– Передайте месье Огресту мои благодарности, а вам желаю сладких снов, - я не хотела затягивать разговор, но госпожа Броссар меня снова остановила.
– Хочу ещё кое-что вам сказать, - теперь она заговорила совсем другим тоном, понизив голос, и даже подошла поближе, будто собиралась дать добрый совет. – Мы все видим, что вы очень стараетесь, пытаетесь сделать жизнь Марлен более яркой… Но не переусердствуйте.
– О чём вы? – спросила я с вызовом.
– Не сердитесь, - сказала она необыкновенно мягко и вдруг погладила меня по плечу. – Но вы ещё так молоды, Кэт. Совсем не знаете жизни. Поверьте на слово – не пытайтесь ничего изменить в этом доме. Так вы не поможете Марлен или… кому-то ещё. Так вы только навредите.
– Не понимаю… - начала я.
– Тише, - она сделала мне знак молчать. – Не надо понимать. Надо просто следовать правилам. И… - она запнулась, но потом твёрдо закончила: - и оставьте в покое милорда. Без сомнения, он очень завидный жених, а вы – очень милая девушка… Но это невозможно.
– Без сомнения, вы говорите очень странные и оскорбительные вещи, - сказала я холодно. – Советую вам не продолжать.
– Я не хотела вас оскорбить, - сказала она, и вместо обычного брюзгливого выражения лицо её стало грустным. – Но я вижу, что он нравится вам и хочу предостеречь.
– Предостеречь? Будете мне угрожать? – это было даже смешно, как они с маркграфом угрожали мне на пару. Причем, в один день.
– Хочу вас предостеречь, - мягко возразила она. – Вы умеете наживать себе врагов, Кэт, но так и не поняли, что я вам не враг. На милорде Огресте лежит большая ответственность – он заботится о нашем городе, как никто никогда не заботился. И для этого нужны спокойствие души, сердца и незамутнённый разум. Не выводите милорда из равновесия. Ему и так несладко. И тортами тут не поможешь.
– Послушайте, - я рассердилась по-настоящему, но она снова погладила меня по плечу и пошла в детскую.
– Не забудьте зайти к Марлен перед сном, - госпожа Броссар оглянулась через плечо и кивнула мне, словно мы были закадычными подружками. – Пожелаете ей спокойной ночи, она будет рада.
Я осталась стоять в коридоре, кипя от возмущения и обиды. Что за намёки? Я лишаю душечку милорда душевного равновесия? Ещё и лишаю его сердце покоя? Ах-ах!.. Да ладно, пробежался с письмами, а как будто за золотыми яблоками на край света сгонял! Если бы он не был таким упрямцем, то не разносил бы почту. И при чём тут завидный жених? Очень мне нужен этот жених – наполовину из снега, наполовину изо льда!
Когда я спустилась в кухню, Лоис сразу угадала моё настроение.
– Может, чашечку чая для успокоения нервов? – предложила она.
– Лучше валерьянки, - сказала я в сердцах.
Лоис прыснула, но тут же приняла самый серьёзный вид.
– И всё-таки, лучше чаю, - она налила кипятка и заварки в фарфоровую чашечку и поставила на стол.
Мы немного поболтали, чай был выпит, и я отправилась к Марлен – желать девочке спокойной ночи.
На втором этаже уже были погашены свечи, горел лишь один светильник в стенной нише, создавая приятный полумрак. Я тихонько открыла дверь в детскую, чтобы не разбудить Марлен, если она уже спит, и увидела пустую кровать.
Впрочем, сразу же я увидела и саму Марлен. Она стояла у стены, прижавшись к ней ухом и закрыв глаза, будто прислушивалась к чему-то неведомому, будто пытаясь слиться с камнями в одно целое.
Мне стало жутко от этой картины. Маленькая девочка в ночной рубашке, с распущенными волосами, босая - она казалась такой одинокой, несчастной…
– Марлен, - позвала я шёпотом, боясь снова напугать её. – Я пришла пожелать спокойной ночи…
Девочка оторвалась от стены и бросилась в постель, как испуганный мышонок, сразу укрывшись с головой. Я зашла в детскую и села на край кровати, потянув одеяло, чтобы Марлен открыла лицо.
– Что ты там делала? – спросила я, как можно ласковей. – Хотела услышать меня?
Длинные ресницы Марлен затрепетали, но она упорно не поднимала глаза.
– Имей в виду, я не сержусь, что ты подслушивала, - продолжала я. – И разрешаю тебе просто заходить в мою комнату. Когда захочешь, тогда и заходи. А хочешь, мы попросим твоего дядю сделать колокольчик из твоей спальни в мою? Тебе будет достаточно позвонить, и я сразу приду.
Алые губы девочки дрогнули, и она сказала – очень тихо, так что я еле расслышала:
– Вы здесь ни при чём.
Ещё одна тайна. Я смотрела на красивое и замкнутое лицо своей ученицы и ничего не могла понять. Если она не подслушивала, что происходит в моей комнате, то что пыталась услышать?
Поднявшись, я подошла к стене, встала на колени и прижалась к камням ухом на той же высоте, что и Марлен. Глаза я не закрывала, поэтому увидела, как девочка встрепенулась и чуть подалась вперёд, с волнением глядя на меня.
– Что же ты там слышишь? – я решила подыграть ей в эту странную игру. – Ну-ка… тс-с-с… - теперь я тоже закрыла глаза и сделала вид, что прислушиваюсь. Прошло полминуты или чуть больше, и я сказала таинственным голосом: - Мне кажется, я слышу только дыхание камней. Они стоят здесь уже много веков, столько видели, столько знают, но ничего не могут рассказать… Какие же мы счастливые, что обладаем даром речи и можем объяснить свои чувства…