Кошки ходят поперек
Шрифт:
Во крапива...
Вбежал Гобзиков со стаканом воды. Все понял и кинулся к своим бумагам, спасать их попытался, полез в таз. Только зря все, карты уже прогорели, прах остался, пепел.
Он, кажется, хотел чего-то сказать, но только стоял разинув рот. Как филин днем – фонари под глазами не рассосались еще как следует, были заметны. Гобзиков смотрел на нас этими своими фарами, и лицо у него дрожало.
Лара молча направилась к выходу.
Вот так. Фантасмагория.
Я остался с Гобзиковым.
– Это... –
Потом тоже выбежал. Тупо все было.
Лара ждала меня возле мопеда.
– Зачем? – спросил я. – Это же память, наверное. От отца осталась...
– Так лучше будет, – сказала Лара.
– Кому лучше?
– Ему. Мне. Тебе. Всем будет лучше.
– Почему?
– Потомучто.
У меня были тупые предчувствия, мне казалось, что это не конец.
Глава 13 Самоубийца
Предчувствия мои подтвердились. История получила продолжение. Скоро на экранах. Позвонил Гобзиков и сказал, что собирается повеситься.
Что за люди? Неужели нельзя повеситься в дневное время суток, когда приличные люди бодрствуют? Зачем все это делать ночью? Ночью так неудобно и на душе грустно.
А вообще... Никогда не присутствовал на самоубийствах, говорят, это поучительно.
Никогда не присутствовал, но рано или поздно случается все, все рано или поздно случается в первый раз.
Я спал себе, никого не трогал, вдруг звонок. Убить бы кого, а? Я дотянулся до трубки, засунул ее под подушку. Телефон не затыкался. Не затыкался и не затыкался, не затыкался и не затыкался. Взял трубу. Гобзиков. Гобзиков звонил. Пришлось ответить.
– Я вешаюсь, – сказал Гобзиков в трубку.
Оригинально.
Я сел, привалился к трубе.
– Егор, что с тобой?
– Я вешаюсь.
– В каком смысле?
– В буквальном, – всхлипнул Гобзиков. – Стою на стуле, и веревка на шее. Я повешаюсь! Повешусь!
– С чего это вдруг?
– Не по телефону. Если хочешь меня спасти, приезжай.
Мелодрама, однако. Бразилия сплошняком. Не ожидал от Гобзикова. Вроде приличный человек.
– А может, завтра повесишься? – на всякий случай спросил я. – Ну, после обеда, допустим? У меня как раз будет время...
– Мне некому больше позвонить, – тихо сказал Гобзиков. – Я звоню вам.
– Кому нам?
– Хочу, чтобы и она тоже была.
– Кто она?
– Она.
Ну, понятно. Я потряс головой, пытаясь окончательно разрешить – сплю я или уже не сплю. Я не спал.
– А ее-то зачем?
Но Гобзиков уже отключился.
Я ругнулся неприлично и принялся звонить Ларе. На домашний. Звонил ровно восемь минут, сам даже начал беситься. Потом трубку все-таки подняли.
Лара.
– Лара, тут такая засада... – начал я.
– Да? – Голос у Лары был бодрый, будто она не спала вовсе.
– Там Гобзиков вешается вроде как...
К моему удивлению, Лара хихикнула.
Интересно, она в очках? Может, она и спит в очках тоже? Как это – спать в очках? В третьем классе я пристрастился спать со жвачкой во рту. Такая тупая привычка возникла. Это было смертельно опасно – подавиться во сне ничего не стоит, но я упорно спал со жвачкой. Потом отпустило. Может, у нее так же? Болезненное пристрастие этакое. Ест в очках, спит в очках, душ в очках принимает. Очкомания. Мания окулярис какая-нибудь.
– Гобзиков, говорю, вешается, – повторил я.
– Предлагаешь посмотреть?
Теперь уже я чуть не хихикнул.
– Да нет... То есть да. Надо что-то сделать...
– Что именно? – осведомилась Лара.
– Ну я не знаю...
– А я при чем?
– Как это при чем? – Я даже посмотрел в трубку. – Это же мы вчера... Ты вчера... Он же все-таки из-за тебя вешается вроде как...
– Ты думаешь, он все-таки повесится? – бодренько так поинтересовалась Лара.
Молодец.
– Не знаю...
– Он про записку что-нибудь сказал?
И нарисовалась в моем мозгу жуткая картина. Висит под потолком Гобзиков, а в руке записка. А в записке, само собой: «В моей смерти прошу винить Кокосова Евгения...»
– Так записка есть? – продолжала Лара.
– Не знаю... Может, и есть. Он повеситься, мне кажется, способен. Лучше не проверять.
– Ладно. Я жду тебя на улице.
Через двенадцать минут я был уже на улице Дачной. Лара выскользнула откуда-то.
– Этот дурак вешается, – сказал я. – Наверное, из-за этих бумажек...
– Но так на самом деле было лучше! Я правильно сделала, что сожгла те бумаги, не для него они... Понимаешь, тот мир...
– Какой мир?
– Ну, долго объяснять...
– Знаешь, – сказал я, – я тоже в детстве пытался попасть в мир, где сбываются все желания. Мне кажется, все дети хотят попасть туда, я тоже хотел попасть, это же что-то вроде игры... Ничего ужасного со мной не произошло, просто опалил себе морду, пару недель в больнице полежал. Гобзиков бы тоже себе морду опалил и успокоился...
– Понимаешь, тут все несколько не совсем так... Ты видел эти карты?
Я кивнул.
– В этих картах не все так просто...
– Плюнь, Лар. У него просто срыв. Знаешь же, мы с ним подрались тут, я его при всех поколотил, вот он и напрягается... А стремление куда-то отсюда свалить – это нормально для нашего возраста. В нашем возрасте все придумывают далекие страны. Ты что, не придумывала?
– Я?
– Ну да, ты. Неужели ты не придумывала Далекого Берега?
– Я... – Лара растерялась. – Я думаю...