Кошки-мышки
Шрифт:
– Понял – гость я непрошенный, ни на что более рассчитывать не могу, да? Ну ладно, чего ты? Если мое общество настолько неприятно, я уйду.
Она только пожимает плечами безразлично и с улыбкой косится на Мартинеса, со вздохом приступившего к еде. В глазах – смех. Девушка отдает себе отчет в том, что Цезарь привык к несколько другим ужинам, и показывает сразу - от нее он такого ждать не должен. Он ест консервы с давно уже несвежим хлебом, запивая отвратительным кофе, и жалеет о том, что пришел сюда.
Ну, увидел он, как живет эта ничем не примечательная девушка, ну и что? Легче ему стало? Он потерял к ней, наконец, этот странный, болезненный и ненормальный
Мартинес снова окидывает взглядом помещение, почему-то отмечая отсутствие бутылок с выпивкой, которых у Дейзи было немало – на любой вкус и случай. Здесь нет ничего сладкого – даже самых обычных леденцов. Хозяйка не сладкоежка? Или пришло время признать, что не все жители города живут так, как он и блондинка, распоряжающаяся некоторыми продуктами по своему усмотрению?
Почему-то хочется накормить сидящую напротив девушку шоколадом. Напоить вином и увидеть, как она будет смеяться. Как расслабится и посмотрит впервые доверчиво. Хочется одеть ее во что-то приличное, швырнуть ей горсть украшений, чтобы на лице заиграли какие-то – положительные - эмоции. Или у нее положительные эмоции вызывает что-то другое? Может быть, все эти книжки, которых в квартире столько же, сколько у Дейзи одежды? Может быть, этот потрепанный игрушечный мишка, одиноко сидящий на постели в комнате, куда они возвращаются после ужина?
Минни выхватывает игрушку из рук машинально взявшего ее Мартинеса, прижимает к себе и смотрит с вызовом. Который сменяется растерянностью, когда мужчина привлекает ее к себе, шепча что-то утешающее и, наконец, впервые пробуя приоткрытые от удивления губы на вкус. Вкус кофе, крови и ментола. Она дрожит в его руках и не сопротивляется, когда он тянет ее в сторону кровати. Осторожно усаживает свою игрушку на диван, выключает свет и садится на колени к ждущему ее Мартинесу. Который в этот раз решил действовать лаской.
Ее кожа такая же холодная, как и простыни, но это почему-то успокаивает. Он прижимает к себе ее тонкое тело, касается ладонью черных волос и понимает, что не хочет никуда уходить.
========== Глава 15 ==========
Пробуждение в чужой квартире кажется странным. Начинается с понимания, что квартира Дейзи – не чужая. А эта – пока да. Сонный мозг цепляется за странное слово “пока”, и Мартинес потягивается, легко принимая вертикальное положение. Удивленно оглядывается, не видя в комнате девушки, и улыбается, подумав, что после этой ночи она решила порадовать его приличным завтраком.
Но все надежды разбиваются о серую, как и платье Минни, реальность – на завтрак все те же консервы и подсохший хлеб с отвратительным кофе. Цезарь выдавливает из себя улыбку и думает о том, что больше сюда не вернется. Что ему – здесь? Все плохо. Все не так, как он привык. Никакого комфорта, тепла и уюта. Холодно, голодно и безразлично. Девушка закрывает за ним дверь и, кажется, облегченно вздыхает. Она не ждет его больше.
Именно потому он приходит снова. Не сразу – через два дня. Увидев, что никто не ходит за ним по пятам, не заглядывает в глаза, не зовет к себе и не пытается навязаться. Никто, кроме Дейзи, почувствовавшей неладное. Она вдруг становится более ласковой и нежной, ни о чем не спрашивает и из кожи вон лезет в попытке порадовать своего мужчину. Думающего только о делах. О разведке, о дежурстве, о подчиненных, о боях и о серых глазах.
Которые смотрят с любопытством, когда он среди ночи вваливается в открытую, после долгого и громкого стука, дверь.
Цезарь сам не понимает, как оказался у двери Минни. Возможно, он здесь только потому, что знает, что она – единственная, кто не врет здесь? Кто не может врать. Кто не хочет врать. Кто не нуждается во лжи. Зачем она ей, если девушке и без того ничего не нужно? Она живет, как растение. Как какой-нибудь непримечательный едва заметный сорняк. Ее не сорвут из любви к красоте, и пройдут мимо, не сочтя за вредителя.
Минни смотрит на пьяного мужчину, тянет за полы куртки, помогая снять, и обнимает. Гладит по голове, словно утешая маленького ребенка, сочувствующе заглядывает в глаза, будто что-то понимая, и подталкивает в сторону дивана. Приносит консервы и все тот же отвратительный кофе. Сонно трет кулаками веки. Судя по расстеленной постели, она уже видела десятый сон. Цезарь торопливо ест и косится в сторону Минни, понимая, что на что-то большее он не способен. Но она и не требует. Раздевает, накрывает одеялом и ложится на своей стороне постели. Уже не обнимая. Только благосклонно позволяя обнять себя и уткнуться в пахнущие сигаретами с ментолом волосы.
– Мы уезжаем, - сообщает он Минни на рассвете, уже даже не обращая внимания на однообразный завтрак, начиная относиться к подобному так же философски, как и она.
– Чего тебе привезти, красавица? Ну что ты головой мотаешь? Что-то же ведь любила? Нет, я не обещаю, что мы сможем и в магазины попасть, цель немного… в общем, не важно. Но если вдруг, то?..
Девушка неуверенно улыбается и пожимает плечами. Склонив голову набок, мечтательно смотрит куда-то в стену и снова улыбается, уже более счастливо. И Цезарь вдруг понимает: что бы он ни привез – она оценит. Хотя бы потому, что уже, как минимум, пол года ей никто и ничего не привозил. А может быть, и дольше?
Впервые ему становится интересно, чем жила Минни до всего этого. Кем была? Судя по всему, она примерно такого же возраста, как и Дейзи, может, на пару лет младше. А потому могла уже многое пережить. Работала она? Училась? Были ли парень? А может, даже муж? Дети? Что за игрушечный мишка, столь любимый ею? Кто ей подарил этот простенький самодельный браслет? Что заставило ее – стать такой? Или она такой была?
Он забывает обо всех этих вопросах по дороге в новый город. Лениво вслушивается в болтовню Мэрла и Кроули и думает о том, что пора рвать с Дейзи. Которая сегодня пришла с упакованным обедом в дорогу, скромно поцеловала его в щеку, опуская глаза, картинно пошатнулась, прикасаясь пальцами к виску, и отошла с таким видом, будто провожает его на войну. Мартинес зря надеялся, что она сама все поймет и уйдет. Обидится, устроит скандал, разобьет пару тарелок и утонет в объятьях однорукого реднека. Девушка упрямо не желала ревновать и оскорбляться из-за того, что ей уделяется все меньше внимания. Она словно опутала его какой-то сетью. Паутиной своей наивности, беспомощности и доброты. Ведь как такую заботливую послать? Даже неудобно как-то. Даже ему.